Действующие лица:

Родион, студент духовной семинарии, 3 курс

Михаил, студент духовной семинарии, 3 курс

Владимир, студент духовной семинарии, 4 курс

Старуха, она же Красавица

Петрович, 56 лет, отец Красавцы, большой человек

Кондукторша, она же Гестапо, 43 года

Полицейский, 45 лет

Детина, 50 лет

Юродивый, человек неясного возраста

Берёза, деревенский, 19 лет

Готка, 18 лет

 

 

 

 

 

 

1.

​

Вечер. Старая электричка рассекает скучный, однообразный пейзаж подмосковного лета.  Внутри душно, много народу: бабушки с рассадой, девочка-гот в черном балахоне чпокает розовой жвачкой, Юродивый спит. На одной скамейке сидят трое – Михаил, Владимир и Родион. Михаил и Владимир одеты в семинаристскую форму – китель строгого пошива и чёрные брюки, Родион в джинсах и футболке. У всех в ногах рюкзаки.

Михаил (смотрит в окно). Дерево. (Пауза). Дерево. Дерево. Куст. Дерево.

Владимир. Корова.

Михаил. И опять блин дерево.

Проезжают поле.

Михаил. Трава. (Пауза). Трава, трава, трава, трава. Когда уже снова дерево?

Владимир. Ты верь, и будет дерево.

Михаил усмехается. Деревьев нет.

Михаил. Везде все одно и то же.

Родион. Уныние. Смертный грех.

Михаил. Нет чудес на свете, да, Родион? Были бы чудеса, было бы по-другому.

Родион не отвечает.

Владимир. Ну да, конечно. Было бы: Дерево. (Пауза). Дерево. Дерево. Супермен. Дерево.

Михаил. Причем тут супермен? А как же божественный свет, Иисус топает по речке, Жар-птица накрыла электричку крылом, пророк Иона в поле делает селфи с китом, из которого выбрался?

Владимир смеется.

Владимир. Ты апологетики что ли от отца Афанасия наслушался?

Михаил. Он мне незачет влепил, потому что я пошутил, что в семинарии провели вай-фай – и это тоже чудо.

Хохочут оба.

Михаил (расстёгивая верхнюю пуговицу кителя).  Чёрт бы побрал этот китель, жарко как в адовом пекле!

Родион. Не чертыхайся, Миша.

Михаил. Хорошо тебе, Родя, говорить, ты самый продуманный – в гражданское переоделся.

Михаил лезет в рюкзак, достает чипсы. Жует.

Михаил (Владимиру). Ты уже решил, что на каникулах делаешь?

Владимир. Поем маминого борща и поеду просить у одной руки и сердца.

Михаил. Любовь типо?

Владимир. Да ну как тебе сказать… В дьяконы рукоположиться хочу.

Михаил. Вот это ты карьерист, Вова. Я семинарию окончить не успею, как ты уже в протоиреях будешь ходить.

Владимир. Посмотрим.

Михаил. А моя ломается, говорит ну тебя на фиг, я попадьей не стану. Я не то, чтобы сильно ее уговариваю, стерва страшная. А ты себе девочку нашел?

Владимир. А кого я должен был, найти, мальчика?

                                                                    Смеются.                  

Михаил. Да я не в том смысле! Девочку всмысле… Ну ты понял. (Многозначительно смотрит на однокурсника).

Владимир. Говорит, что да.

Михаил. Так-то сейчас не проверишь, бабы вон операции делают, чтобы, извиняюсь, вернуть все, как было…  Бабы – дьявола отродье. (Пауза). И я знаю, что говорю. Это только Родион у нас святой, женщин не нюхал. Да, Родя?

Родион молчит, смотрит в окно.

Михаил (Родиону).  Родя, ты там чего примолк?

Родион смотрит в окно, не отвечает.

Михаил. Родя, я с кем разговариваю?

Родион (дергается от голоса Михаила). А? Что?

Михаил. Тебя укачало?

Хлопают двери. В вагоне появляются контролеры, с дальнего от семинаристов входа. Женщина и мужчина в красных пиджаках проверяют билеты. Кто-то из пассажиров сразу ретируется в соседний вагон.

Владимир (провожая взглядом бегущих). О, зайцы побежали…

Женщина-контролер толкает в бок спящего Юродивого.

Контролерша. Мужчина, просыпаемся!

Юродивый спит.

Контролерша (хлопая по плечу Юродивого). Доброе утро, алкашня!

Юродивый открывает глаза.

Юродивый. Зачем делать такое человеку? (Смотрит рыбьими глазами на контролершу). Айда улыбнись, и для меня хорошей станешь.

Контролерша. Обдолбанный что ли?

Пассажир по соседству с Юродивым вмешивается в процесс.

Мужчина. Оставь его, пусть спит, нахера связываться.

Контролер машет рукой, и идет дальше. Кто-то показывает билет, кто-то оплачивает проезд на месте. Контролер подходит к Готке.

Контролерша. Девушка, ваш проездной документ…

Готка демонстрирует билет. Гестапо сканирует взглядом Готку, рассматривает квиток.

Контролерша. А что он у вас на станции не пробит?

Готка забирет из рук Контролёрши билет, кусает его.

Готка. Теперь пробит.

Контролерша (закатывая глаза). Дикие люди…

Контролерша идет дальше. Михаил смотрит на приближающегося контролера, лезет в карман за билетом.

Михаил (доставая жухлый, скомканный билетик). Граждане семинаристы, готовим билетики, готовим.

Владимир достает свой из нагрудного кармана. Родион шарит по карманам джинсов – ничего. Проверяет нагрудный – тоже нету.

Родион. Я это, кажется… потерял.

Михаил. Когда кажется, креститься надо! Ищи давай.

Родион смотрит под ноги – нет билета.

Родион. Нету.

Владимир. В рюкзаке смотри.

Родион открывает рюкзак, переворачивает все – библия, зубная щетка, бритва, билета – нет.

Родион. Как сквозь землю провалился!              

Михаил (оглядывается, контролеры все ближе). Давай-ка шуруй в другой конец поезда, на следующей остановке перебежишь обратно.

Родион (наивно не понимает, что ему предлагает Михаил). Зачем?

Владимир. Зачем-зачем, чтобы не высадили тебя, тупица!

Родион. Что я, как заяц бегать буду? Нехорошо.

Михаил. Нехорошо, это если тебя высадят. Электричка последняя. Больше не будет.

Контролерша настигает семинаристов.

Контролерша. Молодые люди, ваши проездные документы…

Владимир и Михаил показывают билеты.

Контролерша (Родиону). А у вас что?

Родион. А у меня нету. Пропал.

Контролерша. Ага, без вести. У меня знаете сколько за день таких пропащих?

Владимир. Он при мне покупал, правда… Мы в одной семинарии учимся.

Контролерша. Выгораживайте, выгораживайте. (Родиону). Билет предъявляем.

Родион. Он правда был… потерялся ….

Контролерша. Ага, корова языком слизала. Штраф будем платить?

Родион. Но я покупал билет, честно…

Контролерша. Вы срываете мне ревизую поезда.

Контролерша нажимает на кнопку вызова в вагоне.

Контролерша. Сотрудники полиции, подойдите, пожалуйста, в шестой вагон.

Приходит полицейский.

Полицейский (показывая на Владимира). Этот?

Контролерша. Нет.

Полицейский (кивая на Михаила). Вот этот?

Контролерша. Этот.

Полицейский берет Родиона за шкирку и выводит из вагона. Родион не сопротивляется. Контролерша довольно наблюдает за зрелищем, потом уходит в другой вагон.

Голос. Остановка сто шестой километр. Осторожно, двери закрываются.

Владимир. И куда он что он сейчас в такую темень?

Михаил. С божьей помощью!

Михаил крестит темноту за окном. Двери хлопают, заходит мужик с гитарой.

Мужик. Добрый вечер! Всем счастливого пути! (Поет песню Михаила Круга, фальшиво).

Дом казенный предо мной

Да тюрьма центральная

Ни копейки за душой

Да дорога дальняя

 

Над обрывом пал туман

Кони ход прибавили

Я б махнул сейчас стакан

Если б мне поставили

 

Ночью в церкви ни души

Волки в поле воют

А под расстрельную статью

Ямы быстро роют

 

Что же не хватало мне

Все теперь на месте

Был туз бубновый на спине

А стал в ногах туз крести

Золотые купола

Душу мою радуют

А то не дождь

А то не дождь

Слезы с неба капают

Золотые купола

На груди наколоты

Только синие они

И ни крапа золота

И ни крапа золота

 

2.

​

Необъятное поле. Темень. Звук удаляющегося поезда. Родион достает мобильник, мобильник пищит – села батарея – и отключается.

Родион. Ну, всё…

Где-то лают псы, в траве шебаршат какие-то насекомые. Страшно. Родион идет по шпалам. Чтобы приободрить себя, вспоминает детскую присказку.

Родион. У попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса, он ее убил… В землю закопал, надпись написал: "У попа была собака, он её любил, она съела кусок мяса, он её…

На горизонте появляется огонек окна. Это – деревянная железнодорожная будка. Родион убыстряет шаг. Будка становится ближе, и вот уже можно различить силуэт избы, крышу, маленькую трубу. Родион осторожно стучит в окно. Через пару секунд домик отвечает ему шорохами и женским кряхтеньем.

Голос. Кого принесло?

Родион. Здравствуйте. Извините. Добрый вечер.

Голос. Сигарет нет.

Родион. Я не затем. Я не местный… Заблудился.

Голос. Воровать тоже нечего!

Родион. Можно у вас переночевать?

Окно со скрипом открывается. Из окна выглядывает женщина бальзаковского возраста.

Голос. Знаю я вас таких! В наше время никому доверять нельзя! Я пущу, а может ты маньяк!? И вообще мне по инструкции не положено! У меня тут работа, а не отель! И откуда ты, на мою голову?

Михаил. Я семинарист. На священника учусь. Ради бога, пустите..

Старуха. Куда тебя девать? Вон ты какой здоровый! У меня будка для двоих не предназначена! Топай до станции, утреннюю электричку жди!

Родион. Мне бы пару часов перекантоваться.

Старуха. Спать на полу будешь.

Родион улыбается. Он согласен спать на полу. Лицо в проеме окна исчезает, старуха в железнодорожном сигнальном жителе открывает дверь. Родион входит в будку.

Родион (следуя за старухой). Бабушка… А есть что перекусить? В животе урчит.

Старуха. Сначала пусти, потом накорми. Дай тебе руку, ты откусишь! Нет у меня ничего такого! Сама не шибко пирую! Вот принес черт барыню!

Ночная тишина разбивается о свисток – сигнал приближающегося поезда. Старуха берет жёлтый флажок.

Старуха. Сиди тут.

Старуха выходит на крыльцо – помахать поезду жёлтым флажком.

3.

Маленькая комнатка. Родион лежит на полу, задумчивый. Комната озаряется светом мимо проезжающего поезда, и опять гаснет в темноте. Родион достает из рюкзака библию.

Родион (вслух). Что день грядущий мне готовит?

Открывает страницу наугад.

Родион (читает). Иисус взалкал и, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашел, кроме листьев, ибо ещё не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек, и смоковница засохла до корня. (Закрывает книгу). Ерунда какая-то.

Ложится на топчан, пробует уснуть. Где-то лает собака, скрипит половица. Родион вслушивается в звуки, поворачивается то на один бок, то на другой. Вдруг в сантиметре от него появляются два сапога. Это стоит старуха.

Родион. Тебе чего, бабуля?

Старуха будто не слышит Родиона, улыбается и ложится рядом с ним. Родион вскакивает с пола, отходит в угол. Старуха опять идёт к нему.

Старуха. Иди сюда, милый.

Родион (шарахаясь от нее). Нашла милого!

Старуха бродит за Родионом по пятам.

Родион. Бабушка, пост, мне грешить нельзя! Иди с богом!

Родиона как будто парализовало: руки не двигаются, ноги не слушаются. Старуха подходит к нему. Гладит рукой по голове, улыбается и… целует.

4.

Старуха и Родион парят по небу, где-то там, под ногами проносится ночной поезд. Висит серебряный месяц. Мысли Родиона такие громкие, что их можно услышать.

Как она на меня забралась!? У меня вода со лба течет…. И ладони мокрые. Родион, скажи ей. Ты устал. Какая тяжелая. Скажи. Язык не слушается. Господи, это что у меня под ногами? Это рельсы. Я что, лечу? Нет, я бегу. Но я бегу по небу. Какие деревья маленькие… Пить хочется. Очень хочется пить. Я как лошадь. Родион, схвати себя руками за ноги. Хватай. Руки, вы чего? Вот это скорость… Интересно, сколько километров в час? О, деревня. Еще одна. Луна так близко. Красивая. Как на открытке. Родион, как же это вообще случилось… Это ведьма, Родион. Это – ведьма. Господи. Точно. Ведьма. Надо ее сбросить. Так хорошо сидит. Теплая. Нога. Какая красивая нога у ведьмы. И совсем не старая. Молодая нога. Поцеловать ногу? Глупости. Глупости думаешь, Родион. Молись. Надо молиться. Родион (шепчет). Господи Иисусе… Отче наш иже еси на небесах… имя твое да святится, да будет воля твоя, на небесах и на земле, хлеб наш насущный жадь нам… даждь нам… даждь нам… забыл! Ну ты понял, господи! Не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго и все такое. Аминь.

Старуха слабеет на спине Родиона. Он выпрыгивает из-под нее, и садится на ее спину. Земля чуть мелькает под ними. Родион хватает полено, и с удовольствием лупит изо всех сил старую. Она издает дикие вопли, сначала угрожающе, потом слабее, приятнее, тише. Старуха в изнеможении падает на землю. Светает. Родион заглядывает ей в глаза – перед ним лежит красавица, с растрепанною роскошною косою, с длинными, как стрелы, ресницами. Бесчувственно отбросила она на обе стороны белые нагие руки и стонала, возведя кверху очи, полные слез.

Ведьма. (закрывая глаза). Не могу больше…

Родион испугался: жалость и какое-то странное волнение, неведомое ему самому, овладело им; он пустился бежать во весь дух. Сердце его билось как бешеный зверь, и он не мог понять, что за странное, новое чувство им овладело.

7.

Родион бежит, сам не понимая куда. Светлеет. Солнце поднимается над полем. В дали какая-то деревушка. Родион то и дело оглядывается, как будто за ним всё ещё гонится ночной кошмар. Мимо проезжает телега, запряжённая одной чахлой лошадью. Извозчик, увидев Родиона, дергает поводья, лошадь останавливается, встряхивает морду, тянется ноздрями к семинаристу. Извозчик – татуированный детина с лицом «певца» из электрички.

Детина. Прыгай!

Родион залезает в телегу.

Детина. Можешь не пристегиваться!

Детина смеется над своей собственной шуткой. Родион молчит.

Детина. Вот это ты бежал, только пятки сверкали.

Родион. До трассы подкинете?

Детина. Чего не подкинуть, подкину. Как звать?

Родион. Родион.

Детина. Родион? (Улыбается). Имя какое редкостное. Редкостное, хорошее имя!

Извозчик очень рад пассажиру.

Детина. За такое имя нынче корову дают.

Родион. Что?

Детина. Шучу. Откуда в наших краях?

Родион. Заблудился.

Детина (улыбается). Черт попутал?

Родион не рад вопросу. Они проезжают кривую табличку с названием села: «Нежить».

Детина. Милости просим в Нежить.

Молчат. Родион подпрыгивает в телеге – дорога кривая.

Детина. А ты, Родион, случаем не священник?

Родион. А вы зачем спрашиваете?

Детина. А потому что у нас церковь есть – а священника нету. Нехорошо. Там в советское время картошку хранили, а сейчас то бомжи ночуют, то наркоманы….

Родион. Это плохо. Церковь должна быть намолена.

Детина. Рассуждаешь, как священник.

Родион. Я семинарист.

Детина. А чего не в платье?

Родион пожимает плечами. Телега въезжает в деревню. Время здесь будто остановилось пару веков назад.  Баба с коромыслом тащится к колодцу. Корова хвостом отгоняет мух. Ветер хлопает ставнями деревянных изб. Другой мир. Родион глядит на все это и не замечает, что Детина везёт его куда-то на окраину мимо главной дороги.

Родион (очухавшись). А мы куда едем?

Детина. Кобылу напоить надо.

Они проезжают пару домов и останавливаются у кирпичного, в конце улицы. На фоне всей деревни этот красный пряник с большой крышей и высоким забором выглядит роскошью.

8.

Большая комната. Зеркало занавешено черной тряпкой. За столом, сидит Отец. Глаза опухшие, злые.  На столе портрет – улыбается молодая красавица. Угол фотографии перетянут черной лентой. Рядом – стакан водки, накрытый хлебом и свечка. Родион и Детина стоят на пороге. Родион напуган.

Детина (улыбается, Отцу). Тот?

Петрович (смотрит на Родиона). Проверим.

Детина. Буренку обещали.

Петрович. Я свои обещания выполняю!

Отец шарахает кулаком по столу, Родион и Детина подпрыгивают.

Детина. Я понял, Владимир Петрович, понял. Я просто это, как его, напомнить решил лишний раз…

Петрович. Сгинь!

Детина исчезает в проеме двери. Родион остается стоять, как стол.

Петрович. Хоть посмотреть на тебя.

Родион переминается с ноги на ногу. Отец его разглядывает.

Родион. Я не делал этого.

Петрович. Чего ты не делал?

Родион пожимает плечами. Молчит.

Петрович. Тебя напугали что ли? Не собака, не укушу. (Гладит портрет дочки рукой). Красавица моя. Кто так с тобой? Убью, гадину.

Родион смотрит на портрет и бледнеет – узнал.

Родион. Грех большой.

Петрович. Что?

Родион. Убийство, говорю, грех большой. (Пауза). Не берите грех на душу.

Петрович (вскипая). А с ней что сделали не грех? Такая молодая, кому она дорогу перешла?

Закрывает лицо рукой.

Петрович. Как мне теперь жить?

Родион. Молиться. (Пауза). И водку уберите – плохо. Господь не любит. Язычество это все. Усопшему только хуже.

Отец берет стакан водки, выпивает, закусывает хлебом.

Петрович. Убрал.

Отец морщится после водки. Родион разглядывает свои ботинки.

Петрович. Ты какой-то известный праведник?

Родион. Нет.

Петрович. Вы знакомы были?

Родион (после паузы). Да нет.

Петрович. Она бедная, перед тем как… Говорит мне: папа, найди Родиона Фомина, пусть он меня отпоет. Заслужил ты чем-то, наверное.

Родион. Я ведь не священник даже, у меня и права отпевать нет. Я семинарист.

Петрович. И слышать ничего не хочу! Маковка моя сказала – значит так будет. Думаешь, я последнюю волю ребенка своего не выполню?

Родион. Она у вас крещеная?

Петрович. Нет. В детстве как-то не покрестили и все.

Родион. Нехристов не отпевают.

Отец. Что ты за человек такой! Не хочешь отпевать – как бы тебя потом отпевать не пришлось! Ты думаешь, я тебя уламывать сюда пригласил? Это не вопрос, родной, понимаешь? Ты. Будешь. Ее. Отпевать. Точка. Три дня. Я отблагодарю, не переживай.

Родион. Три дня??

Петрович. Она просила три дня.

Родион. Так только в старину делали…

Отец. Да мне насрать! (Остывает). Извини.  Сбежать даже не пробуй. Тут все свои – живо вернут. Ступай сюда.

Петрович провожает Родиона в другую комнату. Там, по середине, на двух табуретках стоит красивый, обитый красным бархатом гроб. Он открыт, крышка лежит рядом, на полу. В гробу спит молодая девушка с закрытыми глазами. Отец садится на стул, рядом с гробом. Разговаривает с дочкой.

Петрович. Кровинушка моя. Оставила меня одного… Если бы я знал, если бы я только знал, кто с тобой так… Если бы я знал, клянусь тебе, маковка, закопал бы заживо. Собакам скормил. Кто он, дочка, скажи? Не скажешь. Теперь уже никогда не скажешь. Оставила меня.

Петрович. (Родиону). Скажи мне, душа – бессмертна?

Родион отвечает не сразу, думает.

Родион. Бессмертна.

Петрович заплакал. Родион закашлялся.

9.

Дом Петровича. Родион застегивает перед зеркалом китель. Рядом стоит Береза в спортивном костюме.

Берёза. Так и зови меня – Береза. Меня все так зовут. Потому что тупой, как берёза. (Смеется). Шутка. Это потому что я белобрысый.

Родиону не смешно.

Береза. Не веселый ты какой-то. Ничего, я тебя со всеми познакомлю, обвыкнешься. У нас народ – не соскучишься. Мне Петрович триста рублей отстегивает за каждый день, который я с тобой вожусь. Ты тут на сколько?

Родион. Отпевать буду три дня.

Береза. Маловато. На недельку может останешься? Я тебе буду за каждый день сотню отстегивать. По-братски.

Родион. Спасибо, не надо.

Береза. Петрович вообще человек серьезный.  Если сказал триста – значит триста. Все продуктовые в деревне – это его. И кафе «Ветерок» –  тоже его. Там и поминать будут, больше негде.

Родион. А у вас что правда священника нету?

Береза. Откуда? Нет, у нас только сатанисты. На кладбище постоянно светопреставление – идешь мимо, огоньки мигают. Это наши тетки магией интересуются, свечки ставят, вот это вот все. Но могилы так-то и сами светиться могут. Я по телеку видел, это по-научному объясняется. В костях просто фосфора дофига, а этот фосфор – он сияет.

Родион. Если не видел, не говори ерунды.

Береза. Видел. Я за базар отвечаю. Я и призрака видел. Вот этими вот глазами. Вот ты, например, знаешь, что нужно круг начертить, чтобы тебя нечисть не сожрала?

Родион. Это все суеверия, чушь.

Берёза. И чему вас там только в семинарии этой учат…

 

10.

Родион закрывает глаза покойнице, складывает крестообразно руки. Надевает нательный крест.

Родион. Боже Духов и всякия плоти! Ты твориши ангелы Своя духи, и слуги Своя пламень огненный. Пред Тобою трепещут Херувимы и Серафимы и тьмы тем и тысяща тысящ со страхом и трепетом выну предстоят Престолу Твоему. Ты за хотящих улучити спасение посылаеши на служение святых Твоих Ангелов; Ты и нам грешным коемуждо даеши святаго Ангела Твоего, яко пестуна, еже хранили ны во всех путех наших от всякаго зла и таинственно наставляти и вразумляти ны даже до последняго издыхания нашего. Господи!

11.

Вечер. Двор Отца. Солнце садится в поля. Собралась вся деревня – провожать умершую в церковь. Береза, Родион, Детина и Отец выносят из дома гроб.

Гестапо. Куда вы ее головой вперед тащите! Батюшки, она же вернется!

Детина. Екэлэмэнэ! (Сплевывает на землю, Гестапо). Лучше бы ты молчала!

Гроб, как таракан на ножках, делает круг – носильщики теперь стоят лицом к дому. Юродивый выносит две табуретки, ставит перед домом. Мужчины опускают гроб на табуретки. Поворачиваются опять, чтобы взять его уже правильно.

Юродивый. Пыль столбом, дым коромыслом! Не то от тоски, не то от пляски!

Гестапо. Помолчи, дуркнутый.

Юродивый. Два краснофлотца сидели в болотце, чай пили, чашки били, по-татарски говорили: геляби, геляби, геляби-ляби-ляби, а кто первый помрёт,  тому ящерица в рот!

Гестапо подходит к Юродивому – дает оплеуху.

Отец (Гестапо). Не тронь его!

Гестапо (Юродивому, зло). Если бы не Владимир Петрович, пришибла бы, заразу, ей богу, пришибла!

Мент (Отцу). Владимир Петрович, во дурак, забыл че!

Мент подходит к Петровичу. Протягивает ладошку, открывает.

Петрович. Это что?

Мент. Ноготки.

Петрович присматривается и правда – срезанные ногти.

Петрович. Зачем?

Мент. Ноготки, дочки вашей. Примета такая. Я по всему дому собрал. В гроб положить надо. Чтобы было чем влезть в Царство Небесное.

Родион (смурно). Мракобесие.

Гестапо. Правильно-правильно, мракобесие.

Петрович смотрит на Родиона, а потом на ноготки. Петрович щупает эти обрубочки в чужой руке.

Петрович. Доча… Клади. Хуже не будет.

Мент высыпает ноготки в гроб. Мужики поднимают гроб, тащат. Идут в полной тишине. Петрович впереди, – там, где ноги. Родион держит изголовье, дышит в спину Петровичу. Вот показалась на холме церковь –  она, деревянная, почерневшая, убранная зеленым мхом, уныло стоит почти на краю села. Видно, что в ней давно уже никто не служил. Гроб ставят посередине, напротив самого алтаря. Отец целует свою красавицу, падает на колени, целует пол и выходит вон вместе с носильщиками. Готка остается внутри, берет с пола камешек и царапает на стене пятиконечную звезду, обводит кружком.

12.

Кафе «Ветерок». Провинциальный шик – искусственные цветы на стенах, какая-то мишура. Посередине – длинный стол. Народ заходит, Гестапо командует процессом.

Гестапо. Все, кто лапал покойницу, упокой ее душу господь, подходим, руки моем! Руки, сказала, моем! А то смерть за вами домой потащится!

Народ моет руки, рассаживается. Детина хватается за бутылку водки, чтобы разлить. Родион жестом останавливает его, читает молитву. Деревенские с уважением глядят на него, городского семинариста.

Родион. О, страшно прохождение сие для души, грядущей на суд Твой нелицеприятный, и имущей в прохождении сем истязатися духами злобы поднебесными!

Родион делает паузу, чтобы вдохнуть побольше воздуха, Детина решает, что это конец молитвы, нетерпеливо тянется за водкой, наливает…

Детина (поднимая рюмку). Ну, аминь…

Родион продолжает. Гестапо бьет Детину по рукам. Детина опускает рюмку.

Родион. Молим Тя, Преблагий Господи, благоволи и еще послали святых Твоих Ангелов душе преставльшейся к Тебе рабы Твоей, да защитят, оградят и сохранят ю от нападения и истязания страшных и злых оных духов, яко истязателей и мытарей воздушных, служителей князя тьмы; молим Тя, свободи ю сего злаго обстояния, да не срящет ю злых демонов полчище; сподоби ю безбоязненно, благотишно и невозбранно преяти от земли страшный сей путь со Ангелы Твоими, да вознесут ю поклонитися Престолу Твоему и да приведут ю к свету Твоего милосердия. Аминь.

Детина и Гестапо (повторяют вслед за Родионом). Аминь.

Детина, наконец, разливает по рюмкам водку. И про Родиона не забыл. Родион рюмку отодвигает.

Родион. Не-не-не, я не буду, нельзя.

Гестапо (Детине). Куда ты, святому человеку льешь! (Как бы извиняясь за Детину, Родиону) Не соображает!

Гестапо начинает раскладывать по тарелкам мясо.

Гестапо. Вчера в поле шакала видели.

Береза. Вкусный шакал?

Гестапо. Дебил! (Берет ложку и стучит по лбу Березе).

Береза. Гестапо!

Гестапо. Выродок!

Родион. Прекратите, грех.

Детина и Береза посмотрели на Родиона,  решили успокоиться. Едят.

Береза.  А правда, что она это… ну это самое… колдовала?

Детина. Кто? Покойница? Да она была натуральная ведьма! Стопроцентная, как сейчас говорят!

Гестапо. Хватит тебе, это не наше дело, бог с ним. Нечего болтать.

Детина. Ты хочешь, чтобы я молчал? Да она на мне самом ездила! Мамой клянусь, ездила!

Береза. А че ведьму вообще как узнать? Приметы типо какие?

Детина. Да никак. Хоть всю библию перечитай, ничего там нет.

Готка. Можно, можно. Не знаешь, не говори. У каждой ведьмы есть маленький хвостик.

Береза. А ты бы сама молчала! Хвостатая!

Готка. Я не ведьма, я гот! Это вообще другое!

Гестапо. Другое! Не стыдно в церковь в таком наряде ходить? И лицо зачем пудрой намазала? Видок, как будто ты три литра крови на тощак сдала!

Готка. Это не наряд, это – прикид.

Полицейский. Все бабы ведьмы.

Гестапо. А вы зато хороши! Настоящие праведники!

Детина. А ты бы помолчала вообще, двух мужей на тот свет отправила.

Гестапо. Не твое дело, скотина пьяная!

Родион. Она что, плохое кому сделала?

Детина. Да всякое было.

Полицейский. Забыли про Никиту, про пастуха?

Родион. А что с пастухом?

Детина. Стой! Я расскажу про Никиту.

Полицейский. Нет, я лучше расскажу про Никиту. Он был мой кум. (Родиону). Такой парень был! Каждую корову по имени знал! Сейчас пастух – это пастух разве? И в подметки ему не годится! (Икает).

Гестапо. Правду говоришь.

Полицейский. Он однажды телку от мины спас. Увидел, что она что-то там обнюхивает, все траву стоят жрут, а она обнюхивает. А там – мина, с войны лежать осталась видать. Он все стадо увел, никто не подорвался. Потом разминировали. Славный был парень! Только вот начал на дочь Петровича заглядываться. Втюрился, что ли… Или околдовала она его… И все, совсем другой человек стал. Обабился. Работать стал из рук вон плохо! Двадцать голов убежало!

Гестапо. Ну ты уж не сочиняй, не двадцать поди.

Полицейский. Двадцать-двадцать, я тебе отвечаю! На мине не подорвался, а на бабе подорвался!

Детина. Хорошо рассказываешь! (Запивает водкой историю).

Полицейский. Она на него взглянет, он все – обмяк. Она к нему как-то приперлась в загон, он как раз стойло чистил. Дай говорит, Никита, я положу на тебя свою ножку. А он, дебил, рад: говорит, а чего только ножку? Вся садись. Она значит, достала свои окорока… И как он увидел ее ляжку голую – все, туши свет! Его как молнией ударило. Он спину нагнул, она на него села и Никита, как кобыла давай по полю скакать. До лесополосы, говорил, доскакали. Вернулся еле живой, слова не вытянешь. А потом все. Похудел килограмм на десять, скелет один остался. А потом пропал.

Родион. Как пропал?

Полицейский. Как пропадают, так и пропал. Только в стойле баба Нюра нашла горстку пепла. Как будто сгорел кто. Такой был пастух… Такого поискать – не найдешь.

Детина. (Родиону). А про Шаповалиху слышал?

Родион отрицательно мотает головой.

Детина (Березе). Не шибко, ты, Береза, гостю про нас рассказал! (Родиону).  Слушай сюда. Есть у нас такой Шаповал. Нормальный мужик. Кошек любит бесхозных топить, но так – мужик нормальный. Его халупа вона тут рядом. (Показывает рукой). Мы вот как сейчас вечерили у них во дворе, поминки, что ли тещины…

Гестапо. То день рождения был!

Детина. Не важно! Все рассосались, и Шаповал с женой спать пошли. Тепло было, август, Шаповалиха на дворе легла, а Шаповал в хату почесал. Или нет: Шаповализа в хате на лавке, а Шептун на дворе…

Гестапо. Да не на лавке она легла, она прямо на полу!

Днтина. Вот скину с тебя при всех штаны, тогда и посмотрим, где она легла!

Гестапо. Ты матами на меня не ори!

Детина. А кто на тебя матами орет, дура? У нее дома дитя годовалое было, в кроватке. Шаповалиха лежала, а потом слышит, что за дверью скребется собака и воет так. Она испугалась, бабы глупый народ, покажи ей язык – штаны намочит. Взяла кочергу, решила дать собаке по морде, дверь открыть не успела… Как собака – урк – промеж ее ног и прямо к детю. Шаповалиха видит, что это уже не собака, а дочь Петровича. Только ладно бы она как есть пришла, это бы еще ничего… А она была вся синяя, и глаза горели, как уголь. Она схватила дитя, прокусила ему горло и начала пить из него кровь. Шаповалиха только крикнуть успела «Господи!» и из дома выбежать. А в сенях двери заперты, пришлось ей на чердак ползти. Только ведьма ее и на чердаке достала! Муж ейный утром ее спустил оттуда, всю искусанную и посиневшую. На следующий день она все – коньки отбросила. Ведьма она и есть ведьма.

Детина устал от своей истории, закурил. Береза смотрит в окно.

Береза. Темно, хоть глаз выколи. (Родиону). В церковь пора тащиться. А то мне Петрович потом задаст.

Детина наливает рюмочку Родиону.

Детина. На дорожку, ну?

Родион неуверенно хватается за рюмку, опрокидывает одним движением.

Гестапо. Вот и правильно, отец! Как не выпить перед работой!

Наконец вся компания опомнилась и увидела, что заболталась уже чересчур, потому что уже на дворе была совершенная ночь. Все начали разбредаться.  

13.

Ночь первая. Церковь. Эхо гуляет по потолку. По середине – открытый гроб. Потемневший, осыпавшийся иконостас. Родион откашливается. Обходит церковь.

Родион. В аварию попасть страшно, с местными пить страшно, зуб вырвать страшно, а это разве страшно? Это не страшно.

Достает связку свечей. Лепит их по всем углам, карнизам и образам.

Родион. Сейчас мы тут сделаем иллюминацию. Чтобы светло, как днем.

Зажигает свечи. Подходит к гробу.

Родион. Ты умерла? Вот и лежи, не рыпайся. Хорошая баба – мертвая баба.

Смотрит на красавицу. Такое живое лицо, как будто гладит сквозь закрытые глаза. Ему даже показалось, как будто из-под ресницы правого глаза ее покатилась слеза, и когда она остановилась на щеке, то он различил ясно, что это была капля крови. Он поспешно отошел к алтарю, развернул псалтырь и, чтобы более ободрить себя, начал читать самым громким голосом. Голос его поразил церковные деревянные стены, давно молчаливые и оглохлые.

Родион. На Господа уповах, како речете души моей: превитай по горам, яко птица. Яко се, грешницы налякоша лук, уготоваша стрелы в туле, состреляти во мраце правыя сердцем. Зане яже Ты совершил eси, oни разрушиша, праведник же что сотвори Господь во храме святем Своем. Господь, на Небеси Престол Его, oчи Его на нищаго призираете, вежди Его испытаете сыны человечeския. Господь испытает праведнаго и нечестиваго, любяй же неправду ненавидит свою душу. Одождит на грешники сети, oгнь и жупел, и дух бурен часть чаши их. Яко праведен Господь, и правды возлюби, правоты виде лице Его.

Родион читал сбивчиво, нервно, то и дело поднимая глаза – проверить, стоит ли гроб на месте. И вот, очередной раз, оставив книгу, он глянул посмотреть, все ли на месте и увидел Красавицу, уже не лежащую – сидящую в гробу. У Родиона замерло сердце. Красавица улыбалась.

Красавица. Здравствуй.

Родион вцепился в псалтырь и продолжил читать.

Родион. Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих. Суeтная глагола кийждо…

Красавица. А ты почему со мной говорить не хочешь, милый?

Красавица уже стояла. Родион остолбенел. Она шла к нему с распростертыми руками.

Красавица. Забыл меня?

 Родион увидел камушек – обломок церковного кирпича, схватил и очертил вокруг себя круг.

Родион. Не убий их, да не когда забудут закон Твой, расточи я силою Твоею и низведи я, Защитниче мой, Господи. Грех уст их, слово устен их, и яти да будут в гордыни своей, и от клятвы и лжи возвестятся в кончине.

Красавица встала у черты круга и не могла ее преступить. Покружила возле и легла обратно в гроб. Родион вздохнул с облегчением, как вдруг гроб сорвался со своего места и начал летать по церкви.

Родион. Святый Боже!

Гроб крестил во всех направлениях воздух. Родион залепетал, как ребенок.

Родион. Это сон. Это понарошку. Проснись, Родион. Вставай. Доброе утро.

Петух пропел свою песню – там, за стенами церкви медленно поднималось солнце. Труп опустился в гроб, гроб шмякнулся на пол старой церкви.

14.

Дом Петровича. Родион спит и бредит во сне. Спит прямо в кителе, ворочается.

Родион. Уйди. Тебя нет. Уйди.

Береза подходит и будит Родиона.

Береза. Товарищ семинарист, подъем! Обед по расписанию!

Родион вскакивает с кровати. Хватается за Березу.

Родион. Мне такой сон снился страшный! Как в фильмах ужасов! Я в церкви, а надо мной гроб летает…

Береза (улыбаясь). Так это не сон был.

Родион окончательно просыпается.

15.

Кафе «Ветерок». Родион жадно хлебает борщ. Гестапо довольно смотрит на него.

Гестапо. Вкусный борщ? На индюшачьем мясе варила. (Улыбается). Индюка для тебя специально заколола. Брыкался, скотина. Голову отрубила, значит, а он по двору так смешно безголовый скачет… Кровь брызжет во все стороны… Ты кушай, кушай.

Родион продолжает хлебать.

Гестапо. Отец, у меня корова на правую ногу хромает. Я подумала – может освятить? Еду же освящают, чего бы корову не освятить? А то помрет еще… Мужа у меня нет, вот хоть корова.

Гестапо достает графин с водкой, рюмку. Наливает стопку.

Гестапо. Водочки? Для аппетиту?

Родион выпивает.

 Родион. Можно и освятить.

Гестапо улыбается.

16.

Гестповская Корова стоит, отгоняет хвостом мух. Рядом – довольная Гестапо. Родион смачивает веник в ведре воды и окропляет корову.

Родион. Святый божий, святый крепкий, помилуй нас. Святый боже, святый бессмертный помилуй нас. Сохрани в здравии корову… (Смотрит на Гестапо).

Гестапо. Райку.

Родион. Сохрани в здравии корову Райку, дай Боже ей молока…

Корова лягает Родиона, Родион вместе с ведром падает в грязь.

Родион. Черт бы тебя побрал, травоядное!

17.

Вечереет. Поляна возле деревни. Горит костер. Деревенские водят хоровод. Родион и Береза стоят рядом. Береза щелкает семечки, сплевывает на землю.

Родион. Ну и зачем ты меня сюда привел?

Береза. У нас по плану – культурная программа. Мне Петрович велел вас развлекать, значит будем развлекаться.

Родион (смотрит на костер). Сжечь меня решили?

Береза. Ивана Купала сегодня. Все наши ведьмы собрались. (Смеется).

Родиону не очень смешно.

Береза. Щас будут через костер прыгать. Если повезет, то потом и в речку – голыми.

Родион. Темнота…

Береза. А вы что хотели? Затем и костер, чтобы видно было.

Родион. Да не в этом смысле…

Юродивый (хлопая в ладоши). Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

Готка (поет). Иван Марью Звал на купальню. Где Иван купался – берег колыхался. Где Марья купалась – трава расстилалась. Купался Иван, да в воду упал.

Береза (Про готку). Хоть и дура, а красивая…

Детина прыгает через костер. Деревенские хлопают.

Гестапо (хохочет). Штаны не лопнули?

Детина хлопает Гестапо по заднице. Гестапо приятно.

Гестапо. Разыгрался, старый хрен!

Готка подходит к Березе.

Готка (Березе). Береза, пойдешь со мной через костер прыгать?

Береза (Готке). А ты не укусишь?

Готка. Укушу.

Готка и Береза прыгают через костер, держась за руки. Искры красным всполохом летят в небо.

Полицейский (Родиону). Святой отец! А вам через пекло слабо сигануть? В семинарии такому не учат!

Родион снимает китель, прыгает через костер. Деревенские радостно визжат. Юродивый подходит к костру, снимает штаны, мочится.

Гестапо. Что ты делаешь, дурак? Ты зачем костер тушишь?

Юродивый. Я не костер тушу. Я гиену тушу. Огненную.

Береза подходит к Родиону.

Береза. Пойдемте. Пора.

15.

Та же церковь. Образа недобро глядят на Родиона, будто что-то замышляют.

Родион. Это только в первый раз страшно.

Родион привычно чертит вокруг себя круг, читает.

Родион. Приидите, поклонимся и припадем Самому Христу, Цареви и Богу нашему. Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе, но в законе Господни воля eго, и в законе Его поучится день и нощь. И будет яко древо насажденно при исходищих вод, еже плод свой даст во время свое, и лист eго не отпадет; и вся, елика аще творит, успеет. Не тако нечестивии, не тако: но яко прах, eгоже возметает ветр от лица земли.  Сего ради не воскреснут нечестивии на суд, ниже грешницы в совет праведных.

Вдруг молитва смешивается с песней. Родион поднимает глаза. Красавица стоит перед ним, смотрит на него зелеными своими глазами и поет. Родион пытается заглушить песню причитаниями: «Святый Боже, Святый крепкий», но песня побеждает.

Красавица.  По Дону гуляет казак молодой,

А дева там плачет над быстрой рекой.

А дева там плачет над быстрой рекой.

О чём дева плачешь, о чём Слёзы льешь?

Ах, как мне не плакать, слёз горьких не лить?

Когда молодою к цыганке пошла,

Цыганка гадала, за ручку брала.

Сказала, утонешь в день свадьбы своей

А милый мой тешит, чтоб не верила ей.

Зовёт он венчаться, он выстроил мост,

Он выстроил мост, да на тысячу вёрст.

Вот слышу, послышу мосточки гудут

Наверно, наверно невесту везут.

Вот конь, спотыкнулся и сшибся с моста.

Невеста упала в круты берега.

Во-первых, вскричала: "Прощай, мать, отец",

Во-вторых, вскричала: "Прощай, белый свет",

А в третьих, вскричала: "Прощай, милый мой,

Наверно, наверно, не жить нам с тобой"

По Дону гуляет казак молодой,

А дева, а дева под мутной водой.

16.

Двор дома Петровича. На порожках сидит седой Родион, смотрит куда-то, не мигая. Время от времени поднимает камушек, и пуляет его в забор.

Береза. Отомри.

Родион не реагирует.

Берёза.  Родион, прием-прием, как слышно?

Камушек летит в забор.

Береза. Там тебе Гестапо парного молока принесла и оладьев. Остынут!

Родион отвечает камушком.

Береза. Да тут щас камня на камне не останется, ты все повыкидываешь…

Во двор выходит Петрович. Смотрит на Родиона, летящий щебень…

Береза (Петровичу). И вот так – уже час. Ни на что не реагирует.

Петрович. Родион, водку будешь?

Родион бросает камень, поворачивается лицом к Петровичу. На лице появляется мысль.

Родион. Да!

17.

Дом Петровича. На столе – графин с водкой, рюмка, оладьи, сметана и молоко. Родион опрокидывает стопочку. Закусывает оладушкой. Петрович ничего не ест, наблюдает за Родионом. Родион припадает ко второй рюмке.

Петрович. Ох, не нравишься ты мне…

Родион. Зато вы мне нравитесь.

Родион наливает третью рюмку. Петрович уводит ее из-под носа Родиона.

Петрович. Как у тебя идет? Благополучно?

Родион. Так благополучно – просто бери ноги в руки и удирай.

Петрович. Почему?

Родион. Чертовщину потому что развели.

Петрович. Какую чертовщину?

Родион. Да вот ваша, например, дочка… Я все понимаю, любимый ребенок, чадо… Не обижайтесь, но она… Успокой бог ей душу…

Петрович. Что она?

Родион. Как выразиться-то даже не знаю… Подружки они с сатаной, вот. Такие фокусы мне показывает, Гоголь, как говорится, отдыхает со своими страшилками.

Петрович. Не читал.

Родион. Вам позволительно. Зачем читать, если с чертовщиной живешь?

Петрович. Надо молиться, Родион. Она тебя не просто так попросила. Заботилась, значит, о душе. Хотела изгнать все дурное.

Родион. А что если я все – кончился! Я не могу! Ей-богу, не могу!

Петрович. Надо читать, Родион. Тебе всего одна ночь осталась. Я тебя не обижу, я умею благодарить.

Родион. Корову подарите, как дяде Мише, который меня сюда притащил? Да я ни за какую корову…

Петрович. У меня и деньги, Родион, есть.

Родион. Не нужны мне ваши деньги, я не буду читать!

Петрович. Слушай сюда, семинарист. Что ты как капризная девка!? Выделываться будешь у себя в семинарии. Хочу – не хочу! Заладил. Я с тобой вошкаться не буду, я не церковный человек, могу и в асфальт закатать. Или вон скажу мужикам – они тебя в бочке с дегтем вываляют. Или навоз жрать заставят. С лопаты.

Родион. Вы что, угрожаете мне что ли?

Петрович. Я очень любил ее маму. Я для нее все делал. Мы познакомились в 90е, сплошной дефицит… Я перепродавал водку, клеил этикетки на паленую, и втюхивал, как фирменную… Это был мой первый серьезный бизнес. Тогда парни что своим бабам дарили? Ну помаду, ну духи максимум. А я ей джинсы покупал настоящие, катал на тонированной девятке… Все делал, а она умерла. При родах. Я в больницу с букетом, а мне санитарка ребенка сует, говорит – вот, это все, что осталось. Красивая была чертовски! И мушка над губой – своя. Все рисовали, а у нее от природы. У дочки такая же…

Петрович очнулся от своей же истории, взглянул на Родиона.

Петрович. Ты здесь еще? Топай. И чтоб ночью как штык – в церкви!

18.

Кафе «Ветерок». Вечер. Вся деревня в сборе. Полная темнота. За окном бушует гроза, ливень монотонно стучит каплями в окна.

Гестапо. Ко мне с утра в сени голубь залетел. Разбудил меня. Мыкался-мыкался, стучал клювом об дверь, об окно… Выпустила, заразу. Но сразу поняла – что-то будет…

Полицейский. Он там, что – провалился что ли?

Детина. А если его гроза шибанула?

Гестапо. Этому не помешает. Вот люди говорят, после молнии языками другими начинают говорить иностранными. Может и этот – поумнеет.

Звук шагов. Стук в дверь.

Гестапо. Явился!

Гестапо открывает дверь, на пороге – мокрый Юродивый. Гестапо тут же дверь закрывает.

Гестапо. Не он!

Детина. А кто тогда?

Гестапо. Дурачок наш! Надоел – во! (Проводит рукой по шее). Не пущу.

Полицейский. Стерва ты. Что он там, мокнуть будет? Простудится еще.

Гестапо. Он уже на голову простуженный.

Детина. Жалуешься, что тебя на селе гестапо зовут, а ты гестапо и есть. Все же он человек!

Гестапо. Человек – не человек, а бабку мою сжёг.

В дверь стучат. Гестапо заслоняет дверь своим телом.

Детина. То давно было!

Родион. Это как – сжёг?

Детина. Валенки у ей загорелись.

Гестапо. Ага, загорелись, сами по себе загорелись. А от чего они загорелись, не скажешь?

Детина. Истопником наш дурачок работал. Газа тогда не было. Бабка гестаповская поставила у печки валенки сушить, и спать легка. Валенки загорелись, а под ними ковер. Ну и это…

Гестапо. Сгорела заживо!

Полицейский. Ну че он, специально что ли?

Гестапо. Топить надо было меньше!

У Гестапо истерика.

Детина. Ему было семь лет! Он не соображал! Пусти его.

Гестапо. Все он соображал…

Полицейский. Моя старуха мне рассказывала, что он как раз после этого… (Пауза). Чокнулся.

Гестапо. Он чокнутым родился!!!!

Гром вторит словам Гестапо. Детина отгоняет ее от двери, открывает ее – Юродивого нет. Вглядывается и замечает, что тот лежит, как собака у порога.

Гестапо. Ты чего? Вставай.

Юродивый. Грошей нема у мамани было, болела она, лежала на топчане весь день… Есть нема. Я ходил топил… Топил ходил… Меня кормили, на уголь давали. Я к голубоглазой часто ходил, она сосачки давала. Сладкие. Голубоглазая, я топить пришел. Холодно, говорит. Зима, мерзну – говорит. Она мне нравилась. Я побольше угля в печку. Уголь дорогой. Для голубоглазой не жалко. Натопил. Она говорит – иди теперь. Рубль дала, и сосачку барбарисовую в руку положила. Я до мамани пошел. Утром она меня будит – сгорела хата. Какая хата? Та, где твоя голубоглазая живёт.

Юродивый плачет. Детина поднимает его, мокрого, тащит внутрь. Гестапо смотрит на него внимательно. Вдруг подходит, начинает его раздевать.

Гестапо. Старый дурак. Куда в такую дождину поперся! Правда что, воспаление легких схватишь… Нет ведь, всегда надо быть с людьми, всегда шуруешь туда, где народу побольше… Как собака. (Готке). А ты бы, чудовище лесное, сходила и принесла для старика сухих тряпок.

Готка. Так я разве знаю, что у вас тут где? Темно капец.

Гестапо. Под прилавком – фуфайка и полотенце. Прилавок нащупаешь.

Готка отправляется на поиски прилавка. В это время дверь открывается, входит Береза. С него течет вода.

Береза (радостно). Добыл!!

Готка (радостно). Береза!

Глухой звук. Готка врезается в прилавок.

Готка. Ой. Прилавок.

Береза высыпает что-то на стол.

Береза. Вот, сорок свечей.

Береза зажигает свечи. Лица озаряются отсветами огоньков. Полицейский ставит свечи в кружки, кастрюльки, пепельницы.

Береза. Света, говорят, по всей деревне нет, из-за дождя провода перебило.

Готка возвращается с фуфайкой и полотенцем. Гестапо вытирает Юродивого, надевает сухое.

Гестапо (Родиону). Почитайте, отец, молитву что ли какую…

Родион. Надоели вы мне! То это, то – то. В церковь сходи, молитву почитай, корову освяти, закодироваться благослови… За здравие, за упокой, за черт знает что… А с домовым какой молитвой бороться? А у ангелов сколько крыльев? А бог – он старый? Не знаю, не знаю, не знаю! В дыре живёте, в дыре помрете.

Все смотрят на Родиона. Молчат. Гестапо нарушает тишину.

Гестапо (смотрит на Родиона в отсвете свечи). А ты поседел, отец… Я сразу-то и не заметила.

Все смотрят на Родиона. Береза подходит к нему, снимает ботинки, надевает резиновые сапоги.

Береза. Резиновые сапоги вот принес, чтобы ноги не промокли. Пора в церковь шлепать.

19.

Церковь. Родион привычным движением чертит круг.

Родион. Читал же две ночи… Бог поможет и третью.

Открывает библию.

Родион. Запрети нечистым духовом от лица безумия моего, и да отлучится от моея мысли дух ненависти и злопомнения, дух зависти и лести, дух боязни и уныния, дух гордости и всякия иныя злобы; и да угаснет всякое разжжение и движение плоти моея, от диавольскаго действа составляемое, и да просветится моя душа и тело…

Тихо. Только свечи трещат. Родион перелистывает страницу.

Родион. Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье как гений чистой красоты….

Родион думает, что он все еще читает молитвы…

Родион. В томленьях грусти безнадёжной, в тревогах шумной суеты, звучал мне долго голос нежный и снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный рассеял прежние мечты, и я забыл твой голос нежный, твои небесные черты. В глуши, во мраке заточенья…

Родион начинает читать медленнее, он чувствует, что делает что-то не то, но не может понять, что именно.

Родион. Тянулись тихо дни мои…. Без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без люб… (Отрывается от книги). Я что-то не то читаю!

Вдруг с треском поднялась крышка гроба. Красавица села. Села и засмеялась. Звонко, как колокольчик. Вихорь поднялся по церкви, попадали на землю иконы, полетели сверху вниз разбитые стекла окошек. Несметное число птиц влетает в церковь. Все летает, ища повсюду Родиона. Родион отряхивает с головы и кителя что-то невидимое глазу и продолжает читать, или просто бормотать молитвы, вперяясь в книгу…

Родион. Святый… Боже… Святый… крепкий….

Красавица встает из гроба, гуляет по церкви. Наконец подойдя к краю круга, кричит.

Красавица. Вия! Позовите вия!

Родион бормочет.

Родион. Господня воля твоя… Господня….

Красавица. Посмотри, милый, на Вия!

Родион. Боже милостив буде…

Красавица. Ну погляди…

Родион поднимает глаза. Перед ним стоит зеркало. Родион смотрит на свое отражение.

Родион. А где Вий?

Красавица. Так вот же он! (Показывает на зеркального Родиона).

Зеркальный Родион. Здравствуй. (Улыбается). Ты о чьей душе молишься?

Родион (неуверенно). Так вот же о ведьме…

Зеркальный Родион. Я думал, ты о себе молишься. О своей грешной душе.

Родион. Так это ведь…

Зеркальный Родион. Тебе что господь заповедовал? Не произноси имя господа всуе…. Не прелюбодействуй. Не убий…

В зеркале проносятся последние события жизни Родиона – вот старуха в железнодорожной будке, полет, смерть Красавицы, вот он пьет водку с деревенскими…

Зеркальный Родион. Больно тебе на меня смотреть? Страшно?

Родион плачет, как маленький.

Родион (зеркалу). Я умер, да?

Отражение Родиона растворяется вместе с зеркалом. Вместо него стоит Красавица, смотрит на него своими зелеными глазами.

Красавица. Нет. Живи. Умереть – это слишком просто.

Красавица смеется, ложится в гроб и закрывает глаза.

20.

Похороны Красавицы. Мужики тащат гроб на кладбище, вся деревня в сборе. Родион плетется сзади, рядом с ним – Петрович.

Петрович (хлопая по плечу Родиона). Слушай, я тут подумал – церковь надо восстановить. Назовем ее – церковь святой Надежды – ну, в честь дочки. А ты это – будешь главным священником. Зарплату тебе хорошую сделаю, наберешь там кого тебе надо… А?

Родион. Не могу. Грешен.

21.

Ночь. Электричка рассекает поля. Месяц светит в окошке. Мужик с гитарой заканчивает петь блатняк. Идет по рядам – просить денег. Михаил спит, открыв рот, облокотившись на стекло. Владимир хлопает его по плечу, будит.

Владимир. Миша, Миш! Проснись…

Михаил. А? Что?

Владимир. Миша, я, кажется, тоже билет потерял…