Три четверти грусти
документальная пьеса
Герои пьесы – родственники и близкие политзаключенных, осужденных по «Болотному делу».
Отец, 60 лет
Сестра, 40 лет
Мать, 40 лет
Невеста, 23 года
Папа, мама, муж и жена, около 40 лет
Мама-2, 45 лет
Бабушка, дедушка, за 65 лет
Сокурсник, 24 года
Друг, 40 лет
Невеста-2, 24 года
Жена, 30 лет
1. Пролог
Сокурсник. Есть такая поговорка, что когда человек уходит в дорогу, он забирает одну четверть грусти, а три четверти остается тем, кто остается, потому что они ждут.
Жена. Нет, ну а что им, в тюрьме этой? Сидишь себе и сидишь, отдыхаешь. Им просто, это мы тут бегаем. (Пауза). Ну нет, ну не просто, конечно…
Невеста-1. Мне тут знакомый говорит: «Ничего себе! То есть вам даже не подержаться за руки? Прикинь, мужик у тебя полтора года сидит, как мужику тяжело». А я такая: что значит «мужику тяжело»? Я тут тоже как бы не в сахаре хожу.
Невеста-2. У них нет выбора, а у нас есть. Когда выбор делают за тебя, ты ничего не можешь изменить. А я свой выбор сделала, и мне со своим выбором тяжелее жить, чем если бы за меня кто-то решил.
Мать. Я смотрю на себя в зеркало сейчас, спустя два с половиной года – это просто какой-то ужас, насколько я постарела, вот просто все осунулось вот это вот всё…
Невеста-1. Я тут услышала фразу, что когда у тебя нет возможности с любимым человеком взаимодействовать это похоже на смерть. Никто из нас никогда не умирал, и мы не знаем, как это, но по ходу это как-то вот так. Это нереальное чувство, дикий сюрреализм, когда ты понимаешь, что ты семь лет жил с одним человеком, а потом его просто нет. И мне не слышен голос, и нет возможности с ним увидеться, он просто исчезает. В какой-то момент появляется ощущение, что ты его выдумал.
Сестра. Я на работе прихожу в курилку, и начинаю страсти-мордасти рассказывать, то, о чём не напишут, не расскажут, не прочтут. Я говорю: «Я – чёрное радио».
Бабушка. Вот такого доброго хорошего превратили, посмотрите, в узника. Как это можно выдержать? Каждый день плачу. (Пауза, в зал). А вы чем-то поможете, или как? (Громче). Вы – чем-то поможете?!
2. Обыск и задержание
Друг. Сто двадцать тысяч человек… Лето, прекрасная погода, куча людей с детьми и шариками… Дико круто! И, казалось, что вчера было 80 тысяч, сегодня 120, а потом выйдет миллион, и в стране всё будет хорошо. Никто ни на какой Кремль, естественно, не собирался идти. Ну, какой Кремль? Вот, сейчас мамы с детьми побегут на Кремль. (Пауза). А потом мы зашли на мост и увидели машины. А потом я понял, что это была провокация, когда они сузили этот проход… А потом когда мы шли, нам еще показалось, что там БТРы, танки… Ну, конечно, там ничего не было, никаких БТРов и танков. А потом, когда начало это все срываться уже, и когда побежал ОМОН, и когда начали вокруг уже бить людей… А потом я узнал, что всех забрали. И я совершенно прекрасно понимал, что мне сомневаться не в чем, потому что я ни в чем не принимал участия, никого не бил, и никуда не… Ну, я не активист. Опять же, потом выяснилось, что необязательно быть активистом. Но это было совсем потом.
Бабушка. Это было в половине первого ночи. А Лёня пришел, наверное, в половину 12-го, они видимо, встречались с Таней. Объявился, а мы уже легли спать с дедом. Он как всегда к компьютеру, говорит: «Я немножко тут», я говорю: «Ладно». И вдруг, слышу, звонок в дверь. Думаю: «Ой!», около часа ночи. И он подошел, в глазок посмотрел, открывает. А я говорю: «Ты чего кому открываешь-то?», – сразу так встревожилась. И входят четыре опера и следователь. Я так выглядела, халат хочу одеть, да наизнанку одела!
Дедушка. В гражданском все.
Бабушка. Они сразу представились, этот следователь прошёл на кухню, сел за стол, и ноль внимания на нас, сразу разложил что-то, вызвал свидетелей – соседей.
Дедушка. Две женщины.
Бабушка. А эти опера здесь, видят, что я дрожу, говорят: «Да вы не переживайте». И он говорит: «Он не преступник, не хулиган».
Дедушка. Не вор, не убийца.
Бабушка. Я в страхе: «Зачем вы здесь? Что он натворил? Что это?». И прямо за него так схватилась.
Дедушка. Главное, что сказали: «Не в том месте, не в том месте, не с теми людьми оказался».
Бабушка. Вот и все, 6-е мая.
Дедушка. Он не преступник, не вор, не убийца.
Бабушка. До нас никак не дойдет – что такое? Даже мы забыли, что он был на этом митинге. Я у него синяки эти видела на плечах. А он только говорит: «Разберутся и отпустят меня. Я не виноват. Успокойся».
Дедушка. Он не убийца, не вор.
Бабушка. Да вы чего? Такого ребёнка! В чем он виноват-то? Ничего он нам не отвечает. «Разберутся», и все. Потом обыск стали делать. Все швыряют, выбрасывают, всё на полу оказалось. Я говорю: «Господи, сноха-то будет ругаться. Вы чего белье все повыбрасывали? Что вы ищете?». Его сумку вытряхнули, там этот баллончик. И то он этот баллончик позавчера купил. И этот баллончик забрали.
Дедушка. Он не преступник, не вор.
Бабушка. Потом из кошелька вытряхнули, прямо все отделы вот так пальцем. Я говорю: «Что вы там ищете? У него денег, крупной суммы никогда у него…». И все. И где-то около трех ночи – раз, наручники ему. Представляете? Я говорю: «Господи, 1937 год, что ли? Что это такое? За что вы его?», а он, правда, побледнел и говорит: «Бабушка, не расстраивайся, разберутся, пустят. Я ни в чем не виноват». Он никакие вопросы им не задавал. Он молчал, молчал.
Дедушка. Тяжёлые дни были у нас потом.
Бабушка. Да все дни у нас тяжёлые.
Жена. В 6 утра постучались. Сидели, обыскивали. Опера в гражданском, следователь был в погонах. Понятые были. И, наверное, какие-то, типа ОМОНОвцев. Единственное, у нас там такая коробочка с благовониями всякими, там куча зажигалок и коробок спичек. Я еще так посмотрела, я ведь не поняла, потом до меня дошло. Оно так медленно-медленно спичечный коробок открывал, я думаю, в чем дело. Ну, вдруг рассыпется что-то… (Многозначительная пауза). Ну вы понимаете, наверное. (Пауза). Но это просто спички были.
Мама. Да, это задержание – вообще жуткий маразм. До сих пор картинка стоит перед глазами. Как они ворвались, вот эти несколько людей в касках, этих космонавтов было неограниченное количество, бог знает сколько. И главное, с автоматами наперевес. Они выключили свет, я вышла в коридор, и вот они рванули, чтобы не ломиться в дверь. А мы и так бы открыли. И самое интересное, что они сразу с автоматом, с угрозой прямо. И Андрей выходил с туалета, он даже не сопротивлялся, они сразу положили его, 10 человек. Они его сразу положили, а потом написали, что он сопротивлялся якобы. Там сопротивляться невозможно было, там коридорчик узкий, и столько человек. Они сразу его уложили, и руки свернули. Зачем столько людей напрягать было – непонятно. И потом, к тому же, был этот шмон. И главное, не предъявили ничего, на каком основании это. Захватывали, как супер-преступника. Невероятно.
Сестра. Ко мне сын прибегает, с такими глазами: «Мама, там куча мужиков!» Я пошла разбираться. Да, действительно стоят 8 человек, орда такая. Мне суют в нос ордер на обыск. Я что-то читаю, что-то такое, единственное, что там даты не было на этом ордере. И я говорю: «Ну заходите». И сын, и он был дома, и я. Вот мы втроем. И они заходят, просят у него документы, сразу его забирают, и на Петровку. И остаются четверо – это следователь и три оперативника, которые начинают проводить обыск. Я на все это смотрю как в кино. Вообще так нереально. И как себя вести даже не знаю. Какая-то ерунда. Когда меня спрашивают: «Есть ли у вас запрещенные какие-то… огнестрельное, наркоту». Я так честно задумалась – есть ли у меня это?» (Пауза). «По-моему, нету». Забрали, единственное, выковыряли одну книжку, она называлась «Номенклатура против России».
И как бы после всего этого я что делать не знала. Я позвонила подруге. Я понимаю, что я ее разбудила. Я говорю: «Люд, скажи мне, пожалуйста, вот у меня сейчас был обыск в квартире. Что мне сделать? Выпить коньяку или валерьянки? Вот что ты посоветуешь? Ты же умная женщина». Она там спросонья говорит: «Коньяку!» Я говорю: «Спасибо».
3. Суд
Друг. Как прийти в суд, чтобы тебя меньше обыскивали, чтобы это занимало меньше времени? Никак. Обыскивают круче, чем в аэропорту. Нужно убить день на это, потому что неизвестно, когда суд начнется, неизвестно, когда он закончится, неизвестно, сколько он будет длиться. Позвонить на работу, сказать: «Ребята, простите, я тут…» Это дикое убийство времени. Большое количество людей с обеих сторон убивают время. Например, судебные приставы, которые от нас охраняют судью… От нас – очкариков и ботанов!? Друзей и родственников? Когда ребят выводили, у каждого были наручниками скованны руки, к каждому прилагался солдат, и сзади еще шел солдат с собакой… Либо овчарка, либо ротвейлер этот – милейший совершенно. Ему очень скучно. Ну, просто жарко, и ничего не происходит. Огромная собака, мало места. И он лежал как-то, у него задние лапы так вот выгибались. Он был грустный, он хрюкал ужасно… Огромный такой собака-убийца. И ребята всё время… Там судья что-то говорит, а ребята за собакой наблюдают. Потому что это трогательно, потому что это живое что-то. И они прямо все глаз не могли отвести от этой собаки.
Папа. Когда мы были на апелляции в суде, одна судья просто спала. Там три судьи, одна просто сидела и спала. У людей судьба решается, а она сидит и спит.
Друг. Потому что ужасно было скучно всё. Я писал у себя в фейсбуке: ребята, приходите, только имейте в виду – это дико скучно. Вот ты сидишь, и я не знаю, там, книжку читаешь, газету. Потому, что это невозможно вынести эту скуку.
Мать. Я каждый раз все надеялась, когда шла в суд, что я обратно поеду с сыном. И потом наш адвокат мне говорит: «Стелла, поймите, это политическое дело и меньше чем год, два просто не может быть - это политика». Я так на него посмотрела, думаю: дурак, что ли? Ну, вообще, как он вообще? Он же не виновен, его же должны отпустить, вот сейчас разберутся и отпустят! Я не понимала. Ну, я знала, конечно, что сажают невиновных каких-то там людей, но то что он политический заключенный, я не понимала! Что за то, что он вышел на площадь, за это могут посадить на года. Ну, не доходило до меня это! Мы все собирали доказательства невиновности. Естественно, я надеялась, что когда-нибудь там они поймут! А потом, когда ты сидишь и знаешь, что это не так, а в суде просто говорят, что это вот так и вот так, и вот так. А на самом деле это совершенно наоборот. И ты в шоке. А чтоб тебя не выгнали из зала, ты просто сидишь и молчишь, глотаешь это все. А куда деваться? Меня сейчас выгонят, и я не увижу сына. А так я хоть наслаждаюсь тем, что я сижу и смотрю на сына. А когда приходили новые люди на суд, садились и начинали что-то там кричать, что это неправда, это несправедливо, да как вы смеете и их выгоняли из зала, то мы уже даже злились на этих людей, потому что сейчас и нас выгонят из-за них из зала. Мы знали, что это несправедливо, но деваться некуда…
Папа. Нам адвокат как-то говорит: на видео видно, что Лёша никого не хватает, но омоновец вдруг вспоминает, что Лёша задел его по руке, нанес ему физическую боль, и ему 318-ю придумывают. И главное, потом этот омоновец приходит в суд, и говорит опять старые показания. Говорит, что не пострадал 6-го мая, и претензий ни к кому не имеет. Его адвокат спрашивает: «Скажите, вы правду когда будете говорить? Вы в августе давали показания, что не было ничего. Потом давали в октябре показания – опять то же самое. Потом раз, и дали в декабре показания, то он вам нанес физический ущерб. Теперь вы опять говорите, что не пострадали. Скажите правду». Он такой: «Ой, давайте все забудем». На весь зал в Мосгорсуде, там все стали хохотать, даже судья. И тут один из ребят сказал: «Давай, он на твое место, а ты сюда к нам в камеру, и мы тогда все забудем». Судья потом говорит: «Хорошо, посмеялись. Вы ответьте на вопрос адвоката конкретно». Он еще минуты две-три стоял, думал, и говорит: «Я не знаю, как ответить». И самое интересное то, что этих показаний нет в протоколе судебного заседания, их просто не внесли туда!
Отец. Это же совсем не то, что по телевизору, ничего общего не имеет. ну и по тому как идёт суд, как идёт отношение судьи, прокурора и впрочем было ясно, что ждёт нас. что нам ожидать для своего парня. мы уже все ждали приговор для группы, когда прокуроры запросили чудовищные сроки для них. Со мной-то ничего, а вот жена угодила на скорой в реанимацию. Предынфарктное состояние.
Мать. Месяца три я не работала вообще. Ходила на эти суды постоянно. Я вообще по жизни такой оптимист и всегда раньше улыбалась. И только один раз я сорвалась на суде, один раз, когда выпустили ребят по УДО. Когда они вышли, я искренне была за них рада, что они вышли, но я не смогла сдержаться, вот они выходят, а наши там остаются остальные. Не смогла сдержаться, просто навзрыд начала плакать, не могла успокоиться. Хотя я заранее знала об этом, что их выпустят, а моего сына нет. Вот заранее знали всё. А так… Всегда смеешься, улыбаешься. Я прихожу на суд, вижу сына и мне радостно, что я его вижу.
Друг. Ну они могли хотя бы чуть-чуть подготовиться, ну хоть чтоб какая-то логика была, в том, что они говорили. А там был полный бред, это было даже смешно. Я – человек, который вообще ничего не понимает в юриспруденции. Я знаю про юристов только то, что вот я видел в американских фильмах, там они все красивые, и все им аплодируют. И я это все слышал, и думал, как же они не могут понять, что они несут бред, просто потому что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, потому что у них не сходятся концы с концами.
Отец. Как патологоанатом привыкает резать, он уже никак не относится к тому, кого режет. Так и тут никак не относятся к тому, кого судят…
Мать. Он у меня столько лет не видел солнца, потому что машина заезжала в здание, их прямо там грузили и привозили в суд. Машина закрыта. Единственное, в Замоскворецком суде было два метра от машины до помещения. Два метра. Они вот так вот выходили, я видела один раз, они выходят и так вот глаза… (Показывает на себе, щурится, прикрывает глаза рукой). Там темно же, и глаза… Они не могут, они бы рады посмотреть на свет белый, хотя бы два метра эти, но не могут, потому что у них глаза вот так вот прищуриваются. (Пауза). Когда его в колонию привезли после этого и вот он мне звонит оттуда в первый же день. Достал телефон где-то. Он говорит: «Мам, я сижу на лавочке, передо мной фонтан. Я вижу листья зеленые и яблоки. И я осознаю, что они настоящие. То есть это не, это как бы, это ни нарисованное, ни картина, а это яблоко, яблоня с яблоками, живые, красные». Вот он сидит, мне рассказывает, у меня слезы текут просто: «Я сегодня ходил, на меня, говорит солнце смотрит своими прямыми. Я наслаждаюсь этими прямыми лучами солнца». Я говорит сижу и думаю, как мало человеку для счастья надо».
Невеста-2. Нам все адвокаты говорили: «Очень трудно доказывать невиновность, если нет даже, на чем ее доказать. Объективно нет информации». Он говорит: «Нельзя же доказать, что Солнце светит. Это доказать нельзя, потому что так оно и есть»
4. Мать
После армии он хотел пойти в это ФСО учиться. Ему предложили, когда он на Красной площади 9 мая в знаменной группе был. А когда он пошел подавать документы, ему сразу сказали, что так как он получил гражданство недавно, а до этого жил на Украине и в Молдавии, это очень большой минус. И то, что у него отец на Украине – это тоже минус. Поэтому так и не позвонили. Ну и он поступил в институт в гуманитарный, и там же устроился на работу.
А Красная площадь – это такой стресс. У них же у каждого там такая вот баночка с нашатырным спиртом прикручена к автомату. Мне рассказывали, что у одного парня руки сцепились, разжать не смог, скорая приезжала. Пройти по Красной площади – это геройство, тем более, как он, правофланговый, с той стороны, где президент… Это очень страшно, на тебе лежит ответственность за полторы тысячи человек, которые идут за тобой. Если один ошибется – ошибутся все. И в один момент – это просто позор для всей страны. Они, кстати, прошли лучше всех, ему благодарность выписали. (Пауза). А потом, когда уже всё случилось – ну какое ФСО, всё желание пропало одним махом.
Сын написал что это всё, как в шахматах… Он шахматы любит. Как в шахматах есть такое «цугцванг», такой ход. Когда государство проигрывает хоть так, хоть так – по любому. И любой следующий ход только приближает проигрыш.
Мы к нему когда первый раз пришли, а он там сидит, улыбается. Девочки пришли с института, плачут сидят, прям слезы текут, а он сидит улыбается, типа чо, ну перестаньте вы плакать. А рядом омоновец, такой здоровый и типа: «Молчите, иначе выгоню вас сейчас». А мы молчали, мы просто вот, как бы вот так вот. (Показывает жесты, осознанные глаза) Как немые, да, жестикулировали. И в этот момент омоновец встал вот так вот перед ним и перед нами, специально встал, чтобы нас не видно было. И он видно посмотрел на него как-то нехорошо. И когда их выводили оттуда, он сначала ему: «ноги на ширине плеч, к стене». И потом он стоит уже спиной, а ему в это время резко ударяют по голове. Руками, вот сейчас покажу, этой вот тыльной стороной, вот этой. Естественно человек же не ожидает удара. Он там, ну, поворачивается, спрашивает, за что? Омоновец такой: «За что? Ты на меня не так посмотрел». И опять… У него там было ударов восемь по голове. Потом его завели в конвойную, там камеры вообще нет, ничего нет. Опять ему удар по голове. Он потерял сознание. А на второй день его тошнило. Сходил санчасть, вот, ему сказали, что сотрясение мозга, но это не зафиксировали нигде. Дали ему какие-то таблетки и на этом все.
А у него внутричерепное давление, его не то, что бить, ему даже на бокс нельзя было ходить. Я ему говорю один раз: «Нельзя ходить на бокс», говорю второй раз: «Нельзя ходить на бокс». А он: «Ну, пожалуйста, я не буду на ринг выходить, я буду только в эту, как называется, грушу быть и все». Я говорю: «Хорошо, давай так – я буду с тобой ходить на бокс». «Мам, ну ты что, смеешься»? Говорит: «Ну как я приду там с мамочкой за ручку»? Потом садимся ужинать. Я уже успокоилась, естественно. Сидим, ужинаем. И он такой: «Мама, ну вот зачем тебе нервничать? Ну ты же знаешь, что все равно я буду ходить». И я сказала: «До первых синяков. И он сразу же пришел с синяками! Я говорю: «Все, ты больше ходить не будешь». А потом его забрали как раз. Вот. Точно, не пошел больше. (Пауза). Лучше бы на бокс ходил.
5. Передачки
Отец. В передачах ограниченный ассортимент можно передавать. Ну колбаса, сыр, масло. Сейчас разрешили рыбу...Кондитерские изделия, типа булочки. Яблоки. У них там есть терминал внутренний торговый, там можно обеды заказывать. Дороговато, конечно...30 килограмм веса лишился. Раньше какие-то книжки можно было передавать, на свой вкус, первую партию я отвёз, там был ну Гумилёв…
Невеста-2. Недавно вступила поправка, что запрещено передавать книги о революциях, или просто исторические книги. Я ему успела передать много книжек про Латинскую Америку, а потом с этим начались проблемы. В книжки наркотики вкладывают, а страдают из-за этого все, кто сидит в тюрьме.
Сестра. Кстати, я в тюрьму пронесла контрабанду. Там же одежду можно проносить раз в четыре месяца, и так получилось, что холодно стало, а я даже свитер не могу ему передать. А там же обыск. Думаю: «Что делать?». Я взяла этот свитер, он такой унисекс, непонятно, то ли мужской, то ли женский. Сунула в сумку, думаю: «Надо чем-то, это самое, прикрыть». А я когда входила в тюрьму, то я ему что-нибудь вкусненькое покупала. Я купила пончики. А они же пахнут, они свежие. Мне повезло, что там как раз на этом досмотре был парень. Обычно девчонки более дотошно смотрят. И я сумку открываю, говорю: «Так, это свитер, а это пончики». Ему, раз, в нос. «Хотите проверить?». Он: «Да не-не-не». Думаю: «Так, полдела сделано». И уже вроде свидание кончилось, и его должны уводить. Я говорю: «тебе в камере холодно, наверное?», он говорит: «Да, холодно». Я говорю: «Так, вы не будете, наверное, против?». Раз, просто беру, снимаю куртку, надеваю на него футболку, этот свитер, и одеваю куртку. Следователь даже мяукнуть не успел, когда я своего брата одела в свитер. Они оба ошалели, говорю: «Теперь можешь идти».
Мама. Мы передавали один раз в бутылку, он толстовку попросил – толстовка была с капюшоном. Нас заставили отрезать капюшон.
Невеста-2. Если ты хочешь передать коржи для торта, которые по сути хлеб, их не принимают, потому что их нет в списке разрешенного. Там этой логики нет, почему коржи отличаются от хлеба только потому, что упаковка другая. А раз а полгода можно делать вещевую передачу, то есть одежду. Если ты забыла что-то в одной передаче, то все.
Марголин. Кучу бумаг заполнять надо, говоришь "ну ты скажи что написать, я напишу», а в ответ – «я тебя обучать не должна, сам пиши". Но есть добродушные. И напишут, и принесут мешок конфет. Конфеты должны быть без обёрток.
Мама. А в лагере – нанотехнологии в ручном рязанском варианте. Там магазин, ты туда приходишь, говоришь тетушке, что нужно, она за тобой записывает, считает. Ты оплачиваешь. Видишь, какие мешки сыну уйдут. Она говорит: «накладная будет в мешке».
Папа. Первая фраза наша: «20 килограмм конфет, леденцов». Чтобы там три себе, три тому парню, три этому, пять на общак. Она на нас такая: «Зачем?».
Мама. Может быть, 100?
Папа. Тонну, может, возьмёте?
Мама. Я говорю: «У вас нет 20?» – «Есть» – «Вам зачем?» – «У вас нельзя? У вас ограничение по весу леденцов?» – «Нет. Зачем? Я знаю зачем!». Мы вдвоем в один голос: «Зачем?». Она такая: «Самогонку там будут варить!».
Мама. Мы такие: «Не пьет, не курит, у нас ребенок, тэ-тэ-тэ». А он ещё какому-то парню просил взять рогалик. Я говорю: «Рогалики есть?» – «Есть» – «Сколько?» – «Один» – «Рогалик один?».
Папа. И 20 кг леденцов.
Мама. Я такая: «Да» – «А леденцов 20 килограмм?» – «Да». Хуже того, под конец: «Два блока сигарет» – «А вы говорили, он не курит».
6. Невеста-1
В моем идеальном государстве нет государства. И нет тюрем. А тюрьмы не решают проблему. Во-первых, часть людей там оказывается просто так, часть людей там оказывается из-за того, что они совершили преступление. Почему-то человек пошел на это преступление? Например, человек может быть с наркотической зависимостью. Почему человек оказывается в наркотической зависимости? Тоже вопрос. Очень многое упирается как раз в эту экономическую систему. Я тоже не понимала, почему люди так с экономикой заворачиваются, а потому ты понимаешь, что все дороги ведут в Рим. Да, бывает, что человек не понимает, что лучше честно прожить на зарплату врача, думает я лучше грабану, но зато я поживу. Я не говорю, что это хорошо или плохо, но у всего есть причины. Тюрьма не работает. У насилия в семье, у насилия на улицах, у всего этого есть причины. Например, много вещей совершается от того, что человек дезинформирован, невежественен.. Ему говорят: «Иди, посмотри сериал про ментов, твой каталог. Знай свое место». Очень много людей искусственно ограничены, потому что они считают, что тебе и не нужно больше знать. Бытие определяет сознание, короче.
Он для меня самый лучший человек, это действительно так! Любой из родственников будет представлять своего на золотом пьедестале, – самый лучший ребенок года. Понятно, что не бывает таких людей. У моего куча недостатков, но я люблю его со всеми этими недостатками. Я не хочу, чтобы он менял даже один из них. Просто ты не даешь даже повода, чтобы ни одной пробоины не было в корабле, потому что понимаешь, что очень многие люди захотят ухватиться за это.
Я ему как-то сказала, что я типа тебе привезла на свидание подарок. Он такой: «большой типа подарок?». (Показывает татуировку на плече). Давно хотела сделать татуировку, именно чтобы обозначить его. Это собака, это кот и написано здесь верность, а здесь честность. Он – кошатник, я – собачатник. Они знаешь, как ин-яй такой типа. А самое крутое, что есть в нём, то, что он пытается с тобой разобраться, он не пытается как-то тебя нагибать, он всегда честен. Поэтому его честность, и да, моя верность.
7. Невеста-2
Мы с ним познакомились через друзей. Я увлеклась вегетарианством и защитой животных. Потом выяснилось, что рядом тоже есть такие люди: был киноклуб, там смотрели социальное кино, иногда даже приглашали преподавателей философии, собирались какие-то молодые ребята. Мне было 16.
И в эти свои 16 мы пошли гулять, это был первый вечер, когда я с ним пересеклась в одном окружении. У нас там есть Воронцовская усадьба, старое здание, рядом с речкой. Мы пошли туда ночью и услышали в камышах какой-то странный писк. В общем, я залезла в болото по колено, и нашла двух новорожденных щенят. Мамы рядом никакой не было. Зоозащита, вегетарианство, и лучшего способа проявить себя не придумать просто. Я кладу их себе в карман балахона на животе и несу домой. А у меня в это время родители уехали в отпуск, и все пошли ко мне: «Вау, мы спасаем щенят». Один погиб, второго мы выходили, пристроили, и с тех пор я стала с ним общаться близко.
Он ведь уже сидел по другому делу три месяца. Даже книга вышла. Записывал наш друг с его слов. Называется «Корреспондент в аду». Там про историю, как в Можайске в СИЗО на него нападали с заточками, как создаются условия для давления. А задержали его после шествия против вырубки Химкинского леса, он туда пошёл как журналист, у него редакционное задание было. Помню, что ушла в академический отпуск в институте. Очень много времени проводила с адвокатами, собирала положительные характеристики, какие-то поручительства, делала передачки. Потом лежала дома, смотрела в потолок, насколько помню. (Пауза). Это был бесценный опыт, который мне очень сильно помог в «болотном деле».
Да, прямо накануне ареста мы поругались со словами «Если ты второй раз сядешь, я не буду тебя доставать из тюрьмы». Мы уже после ареста смеялись над этим, потому что думали, что была прослушка накануне, и наверное, вся группа захвата посмеялась. Это было совершенно интуитивно. Не было ни одного признака внешнего, по которому можно было сказать: «Если ты еще что-то сделаешь, у тебя будут проблемы». Я обосновать ничего не могла, а он у меня рациональный, и он говорил: «За что меня задерживать? Всё чисто».
Когда начались первые задержания, мы в опережение пошли. Он написал заявление о побоях, у него была рассечена бровь, были швы, и мы подумали, что если будут задерживать, то сейчас, когда он сам придет. Никого не задержали, и мы решили, что если не сейчас – значит никогда.
И мы уехали в отпуск в Испанию на море, в то самое место, где я первый раз была заграницей с родителями. Я помню, что тогда меня не пустили на самый классный аттракцион, мне роста не хватило, и я реветь начала. И меня повели стрелять в тир, где игрушки можно выигрывать. Мне это было неинтересно, я была вся в соплях. Меня мама повела в туалет умывать. А когда мы вернулись, папа нас встретил с огромной игрушкой черной утки из «Диснейленда». Я подумала: «Круто! Как удачно в туалет сходили!» А когда мы уже с ним поехали, я ему рассказала эту историю и тоже ушла в туалет. Возвращаюсь – а он мне выиграл зайца. А потом мы сидели на этом балконе, пили вино, и он сказал, «у меня для тебя еще есть один подарок». Он вручил мне керамическую такую панду. Думаю: «Вау! Как мило!». Стала его обнимать. Он такой: «Ты открывать будешь?», и я понимаю, что это шкатулка, и там что-то звенит. Я открываю и вижу кольцо, и задаю вопрос, на какую руку его надевать.
Мы вернулись, и начали планировать свадьбу. Это должна была быть лесная тематическая свадьба. Вместо подушечки для колец у нас было гнездо, фигурки на заказ из керамики на торт – в виде зайца и лисы. Заяц в свадебном платье и лисичка. Я заказала по интернету, они потерялись на почте и мне выслали вторую фигурку бесплатно. (Пауза). А потом его задержали, и через неделю мне пришли обе эти фигурки. Это было вообще как соль на рану. Одну из них я потом продала на аукционе в поддержку политзаключённых, а вторую оставила себе.
8. Свадьба
Невеста-2. Я открываю Google, пишу: «Как выйти замуж в СИЗО?», и понимаю, что есть три института, которые надо между собой скоординировать – это ЗАГС единственный, который может заключать браки в СИЗО, СИЗО и суд. В суд ты приносишь бумажку из ЗАГСа и СИЗО, в СИЗО ты приносишь бумажку из ЗАГСа и суда, в ЗАГС ты приносишь непонятно что… Какой-то кошмар! Я очень долго туда-сюда ходила, отпрашивалась с работы много раз, постоянно какие-то очереди. Потом получила документы, а в разрешении опечатка в номере моего паспорта. Надо все переделать!!! И я заново всё…
Невеста-1. Сначала ты с одной подписью идешь в ЗАГС, потом в СИЗО с другой, это не то, идешь обратно. У них вообще нет никакой координированности между СИЗО, следственным комитетом, судом, ЗАГСом. Просто такой дурдом. Одни не понимают, какая нужна форма, другие говорят, что это не та форма, а какая нужна, не говорят. И вот так просто до бесконечности. Ненавижу бюрократию! Я даже стала таким тюремным мини-экспертом по поводу того, как заключать браки в СИЗО, писала потом инструкцию и так далее. ((Это получается февраль, март, апрель, май, июнь я собирала бумажки. И вот в июне мы расписались.
Невеста-2. А в ЗАГС же все парочками приходят документы подавать, а я прихожу одна, у меня рядом стул пустой, и все смотрят. И меня женщина-вахтерша спрашивает «Девушка, вы к кому?», я говорю: «Документы подать на регистрацию» - «А чего одна-то?» - «Так и так, спецучреждение» - «А, ну, все правильно, сидите ждите в очереди» - «Ну, ладно». Да, было такое, что все... цепляется, когда видишь, что все кругом парочками, а ты одна.
Невеста-1. Я вообще не хотела замуж никогда, вообще, серьезно. У меня мама очень удивилась. Она такая типа: «Ты же не хочешь». Я говорю: «Ну, не хочу, но это же не потому что я там вдруг захотела одеть пышное платье и чтобы мои все родственники три дня валялись. Я же не для этого это все делаю, не для того, чтобы потом всю жизнь там, не знаю, провести у домашнего очага, я это делаю, потому что это юридически необходимо, и все. Потому что с этой бумажкой ты официальный представитель, и свидания там опять же. Но всё равно у людей есть такое что, ну не знаю, что, это такая формальность. Но люди просто не очень как бы догоняют, что связывает людей по ходу дела не бумажки…
Невеста-2. А девушка-регистратор какая-то вся суперделовая, мерзкая была, и у нее эти свадьбы по два раза в неделю. Для нее это вообще не романтично. То есть вообще сам этот брак, он не романтичный. Пока в этих очередях как в больнице отсидишь, вся романтика проходит, вся сакральность процесса куда-то испаряется. И нее уже типа «Бумажки, уголовники. А, тебе еще 20 лет?». Какое-то было ощущение, что она типо «Ой, а потом ходите разводиться через два месяца после брака со своими уголовниками». Она там уже со всеми здоровалась, хихикает с кем-то, с конвоирами: «Ай, Лешка». А там же контроль проходить нужно очень большой. Во-первых, несколько рамок, нужно проходить секциями, каждые два метра дверь. Бесчисленное количество дверей. Шахматная история. В какой-то момент доходишь до нужного места, в комнату. Я так поняла, что это комната для свиданий с адвокатами. Прибитые стол и стулья к полу. Мы его ждем, я стою с букетом, у меня родители рядом. Я смотрю, девушка раскладывает документы, уже поставила печати в паспорта, я еще подпись не поставила, жениха еще не подвели. Она уже расставила печати. Это было из серии: «Давайте уже скорее». Я стою, нервничаю ужасно, думаю: «Блин, как это сейчас все будет выглядеть?». Его приводят без наручников, он выходит без этой всякой фигни. Мы сразу обниматься, я не слушаю уже ее, она начинает говорить: «Вот, мы здесь собрались, бла-бла-бла. Можете скрепить свой союз». Мы его уже давно скрепляем там. Все ревут. Поставили эти подписи несчастные. Конвоир сказал: «Дадим молодоженам побыть наедине несколько минут». Они вышли, а там стеклянная дверь с решеткой, все остальные были снаружи, мы вдвоем в комнате были. Они смотрели и ревели. Для меня это было свидание, это не было свадьбой. Я вообще всю эту процедуру делала с пониманием того, что у меня будет 15 минут подержать его в руках, пощупать его наощупь. Я с человеком 7 лет была вместе, а тут я не могу его за руку подержать. Для меня это было свидание, на котором я могу его потрогать, типа: «Вау! Он такой крутой наощупь». Мы почти не разговаривали, просто обнялись крепко, и ждали, когда закончится это время. Там аккуратно очень постучали в дверь: «Молодые, мол, время заканчивается». Предупредили нас. Он передал мне, этого нельзя было делать, но он передал мне...чётки, сам сделал. (Показывает чётки). Они делались из «Доширака», из упаковки пластиковой. Их нужно свечкой топить. Вот. Все это плавится в специальной формочки из упаковки из-под пасты, по-моему, формочка. То есть это все выливается, прокалываются потом дырочки, это они куртку кожаную порезали. Он мне сказал: «Ты это выкинешь, когда я выйду, потому что я не хочу, чтобы это о чем-то тебе напоминало». И я ему пообещала, что я их выкину. Да я и рада, лишь бы вышел.
Невеста-1. В контексте того, что там у меня муж сидит, было ко мне отношение что типа что я гублю свою жизнь и так далее и прочий короче хлам. И когда мне кто-то говорит о том, что мне не надо было себя губить, что типа, ну там это ужасно, я вышла замуж за человека, типа что я такая там молодая, красивая, да, и вот такого плана… Но если люди скажут это мне в лицо – они пожалеют об этом, я им обещаю. Просто потому что я ненавижу, когда мне говорят о таких вещах люди, чья жизнь мягко говоря не тянет на образец для подражания. Я связана с человеком, который лучше их на голову, на две, на пять, на двадцать пять, блин!
9. Отец
У нас с сыном никогда противоречий не было. Я говорил, что вот у тебя два больших недостатка: болеешь не за ту команду и кошмарный почерк. Надо болеть за спартак, а он болеет за ЦСКА.
Мы с сыном не ходили вместе на митинги, но потом уже, после ареста, оказалось, что мы были в одних местах. Ещё до всех событий я был и на марше, и на Сахарова. А вот когда уже показывали 6 мая, когда люди заранее стояли в шлемах, тогда стало понятно, что ситуация необычная, за день до инаугурации, этим объяснялось всё.
Самый сложный период был первый. Когда всё сваливается. Ты не знаешь – куда, кому… Жена пишет во все фракции.. И пишет она по-женски: "Ой, случилась такая беда, он ничего не делал, помогите!». Моя жена инвалид – одна в четырёх стенах. Ей очень тяжело. Утешить невозможно. Она уже всем писала: Жириновскому, Зюганову, в приёмную президента ходила… Полдня там нужно было просидеть, – отсидели. Ты записываешься в очередь, тебе называют номер, идёшь в зал ожидания... Говорят, что президент ничего не может. Что суд разделили, извините, пожалуйста. Разговаривают уважительно... Очень уважительно… Там помещение роскошное, диван, телевизор. Всё очень аккуратно, всё хорошо. Медпункт в этом же месте. Её вызвали: "Ну что, какая у вас просьба к президенту?» Я сижу жду – её час нет, второй час нет. А я-то знаю её! Она после его ареста лежала в реанимации в прединфарктном состоянии. Оказывается, она там не выдержала, ей плохо стало, ну ей там сразу лекарства, кардиограмму сняли, ну всё как полагается… На следующий день, правда, всё равно на скорой уехала…
Ребята, когда встречаются друг с другом, они смеются. Самое парадоксальное, в тюрьме много смеются. Такая защитная реакция. Вот мы приходили в октябре на свидание, специально подгадали с мамой другого болотника. Одновременно. Чтоб дети наши увидели друг друга.
Вот нам все говорят, знакомые, малознакомые, очень хорошо знакомые – "держитесь". Я уже когда слышу слово «держитесь», меня уже начинает трясти. Что значит "держитесь"?! Живём. Живём такой жизнью, которой живём. Есть надо, за квартиру платить надо. К обычной жизни добавилось, что надо свиданий добиваться, передачи возить в разные сизо, там принимают, тут посылают. Своеобразный мир.
10. Если бы
Мать. Если бы я знала, что такое может случиться, конечно нет. Конечно, я бы его не пустила, ну конечно. Но это бесполезно, это должно было случиться, мне кажется. Это, от судьбы как говорится не уйдешь никуда.
Сестра. До определенного момента несколько месяцев я сердилась: «Зачем он пошел на этот митинг?» Потом, когда уже мы с ним смотрели видеоматериалы в СИЗО, доказательства его вины я как-то так, совершенно не обращая не следователя внимания, говорю: «Слушай, ну зачем ты пошел? Ну ты же видел, что можно уйти. Ну зачем? Ну что ты туда полез?» А он мне такую фразу сказал: «Послушай, я не мог уйти». Я говорю: «Почему? Ну ты же видишь, все заваривается». Он: «А вдруг бы кому-то понадобилась моя помощь?» И меня как-то так отрезвила эта фраза. Я понимаю, что это так высоко звучит. Но как-то мой гнев, по крайней мере, сошел на нет. И я начала его потихонечку понимать, почему он не ушел.
Невеста-2. Если бы у него была возможность не ходить никуда 6 мая – я бы сама его туда повела. Потому что по-другому невозможно. Просто самое главное – это как-то не жалеть потом через много лет, что ты вступал в противоречия со своей совестью. И принято считать, что мы должны на жизнь нашу обернуться, и посмотреть, где там наши внуки и так далее, что мы такого сделали, мы с ним это обсуждали тоже, мне кажется, что нужно обернуться и просто убедиться, что ты не жалеешь ни о чем из того, что ты сделал или не сделал. Если бы нас не было на Болотной площади, я бы жалела об этом.
Сестра. Я ему сама задавала этот вопрос. Я говорю: «Ты бы пошел еще раз?» Он говорит: «Да». В принципе, он всегда и меня готовил к тому, что он проведет долгие годы в больнице. То есть не рассчитывал на такое быстрое освобождение.
Мать. Конечно, вот я его спрашивала: «Сына, ладно, ты пошел туда. Вот почему ты не ушел, если ты видел, что там вот это вот начинается какая-то заваруха, ты понимаешь, что там что-то»? Он говорит: «Мам, ну как я мог уйти? Там старики, там женщины с детьми были. И я отслужил в войсках, здоровый парень, да, я буду стоять вот, как я могу в лоб повернуться и уйти»?
Мама-2. Я считаю, что это его судьба. Знаете, сколько случается разных случаев, что молодежь умирает? Вообще! Очень много случаев. Кто-то на мотоцикле разбился, кто-то просто сам умер молодым, а наш-то жив, у нас, собственно говоря, ничего такого страшного не произошло. Конечно, это очень большой стресс, но, может, это судьба такая. Нет такого, что человек умирает. У него все хорошо, он целый, голова в порядке.
Мать. Это так. Эта мысль нас очень успокаивает. Он жив. Дело в том, что у меня было столько таких случаев в жизни. Когда его посадили, буквально через несколько месяцев, у моей знакомой сын погиб, разбился на мотоцикле. Его одногодка. То есть я ходила на похороны – это, конечно, было ужасно. И я помню, пришла тогда на суд, на второй день мне нужно было на суд идти, вот я его увидела, думаю, Господи, какое счастье. Я благодарила Бога за то, что мой сын там, за решеткой, что случилось так, как случилось, что пусть он там, но он жив. Я его вижу и когда-нибудь с ним встречусь.
11. Сестра
Я не знала, что он идет в этот день на митинг. Мой брат он очень такой вообще замкнутый. Весь такой в себе, пока его не растормошишь. Поэтому мы в этот день с сыном клеили обои дома и как-то так бегали из комнаты в комнату, телевизоры были все включены. И я как бы смотрела, что там происходит. Потому что я на митинги вообще не ходила. И я бегала, заглядывала в телевизоры: «О! Ничего себе! О! Ничего себе!»
А его как раз задержали на тот момент, но потом отпустили, и выписали штраф 500 рублей. Я еще спросила: «Так ты оплатил штраф?». «Да, оплатил». Я говорю: «Ну слава Богу, все».
А потом уже мама мне позвонила и сказала: «Как, его арестовали?» Я думаю, так откуда она знает? Я говорю: «А с чего ты взяла?» А вот у меня телевизор тут работает и по Первому каналу объявили, что арестован такой-то, такого-то года рождения. Я сразу начала в Интернете искать выпуск новостей, правда это или неправда. Посмотрела. Правда. И тут как-то вот всё обрушилось в один момент. И я поняла, что нифига не отпустят его. И что история намного страшнее.
Мама приехала через месяц. Ей было совсем плохо, она ходить не могла, но приехала. Она сидела, я помню, на кухне и выла просто. Выла и говорила: «Я ничего не могу сделать для своего сына». Вот это у нее единственная фраза была. И потом она говорит: «Я хочу ему отнести передачу, у него день рождения, что-нибудь вкусненькое». А ходить она не могла. Нам как раз позвонили из комитета: «может быть, вам какая-то помощь нужна?» Я говорю: «А можете довести маму до СИЗО? У нас машины нет». И она как-то эту передачу передала и как-то ей чуть-чуть полегче стало. А свидания тогда не давали.
А уже после похорон мамы я шла буквально через два дня на судебное заседание. Мне было очень страшно. Потому что я не знала, как мне сейчас быть. Ну это же публичное мероприятие. Ну как он узнает о том, что мама умерла? Официально ему, в принципе, в СИЗО никто не говорил. Но он узнал об этому по телевизору. В камере был телевизор, он ловил там немного каналов, но среди каналов был РЕН ТВ и он узнал из новостей. И когда он узнал он хотел ну хотя бы 2-3 вопроса задать. И он… он докричался, они там кричат у кого нет телефона, там внутренний дворик такой, и они кричат. В окошко. Где у кого есть телефон, они откликаются. И он прокричал мой номер, говорит: «У меня мать умерла, позвоните сестре, хочу подробности узнать». И мне звонит ночью женщина, говорит: «Так, быстро говорите». Ну я все это быстро протараторила, какие-то минимальные подробности. Он с тех пор как вышел не задал ни одного вопроса про маму. Вообще. Ему это очень тяжело, и он залез в скорлупу.
И просьба была отпустить его на похороны. И как-то так все «Мы подумаем, ну как мы его отпустим? Он же ненормальный?» Ну так дословно. А потом уже на следующий день после похорон ему позвонили: «Ну ладно, что там, когда там похороны?» Он говорит: «Уже поздно, уже похороны состоялись». Ну и все, официальный отказ, что это не предусмотрено законодательством. То есть если твоя вина еще не доказана, то законодательство никак не регламентировано про возможность попасть на похороны близкого человека.
Я не знаю, как у него. Страх у меня. Я боюсь, что не дай Бог если его заберут, то он вернется в больницу. Потому что у него еще остается вот это принудительное лечение. Этого еще никто не отменял. Ну вот когда был последний суд, я пошла вместе с ним. Когда там нам шепнули, что отойдите вообще в стороночку, я его оттащила в стороночку, какая-то была там акция, ребята там с портретами встали, растянули баннер. И полицейские начали арестовывать. Я в него так вцепилась, мне было так страшно. Говорю: «Так, пойдем отсюда, я тебя умоляю!» Он: «Да ладно, да че там». Я его просто волокла по улице. «Мы с тобой постояли, нас все увидели, мы всех увидели, со всеми поздоровались, я тебя умоляю! Я второй такой раз не переживу эту историю». То есть я его силой оттащила.
В армии всё началось, там дедовщина была. Достаточно жесткая. Во-первых, москвичей много где не любят. А особенно умных москвичей. Вот и все. Ну это потом уже, когда его уже комиссовали. Он же раньше времени домой вернулся. Из-за травмы. Значит, там уже болезнь серьезная. Он даже получил группу инвалидности. Он говорит: «Я не хочу об этом говорить».
Он же абсолютный зубрила. Наверное, в таком человеке такая несправедливость, она более видна. Как-то ее больше заметно. Потому что он очень такой действительно очень умный, очень начитанный, очень такой… Наверное, вот это вот как белая промокашка. На этом просто лучше видно вот эту всю историю, вот всю эту гадость.
Хотя, он, в общем-то оперился, за время нахождения в СИЗО. И когда он попал в больницу, его перевели, он там, несмотря на то, что его там начали закалывать им грозил: «Я все расскажу сестре, сестра расскажет журналистам». Врач потом жаловался: «Он нам угрожает!» Я говорю: «А что вы хотели?».
Внешне, конечно, они вели себя деликатно. Но то, что ему давали сильные препараты… Есть такое понятие «синяки под глазами», вот когда человек не выспится, у него такие черные. А от сильнодействующих препаратов они коричневые и с такой серебристой дымкой эти мешки. Я просто знаю, что это такое. Вот у него были вот такие коричневые с серебристой дымкой вот эти мешки под глазами. У него тряслись руки. И у него сознание периодически уплывало. То есть он мне мог три раза один и тот же вопрос задать. Я на него терпеливо три раза отвечала. «Ну, вот, я думаю, что я буду делать, когда выйду?» – «Ну, что будешь делать – будешь гулять ходить, будешь телевизор»… И опять: «Ну, вот, я думаю, что я буду..?» Таким вот ровным тоном, безэмоциональным. И опять. И опять.
Я не могла в тот момент, когда еще он не вышел из больницы… как-то реагировать… Потому что что-нибудь ему там накололи бы и вышел бы дурачок совсем. Зачем мне это надо? По крайней мере, грубого обращения с ним не было. Меня это испугало, сейчас они этот месяц после решения суда сейчас заколят и что? И все. И что я буду?
Он когда пришел в диспансер, врач сказал ему: «Моя главная задача сейчас, чтобы ты не ходил на митинги». И даже вот эта комиссия когда была при поступлении в больницу, с ним только о политике разговаривала.
А эта больница, стационар закрытого типа, когда я первый раз туда попала, мне было страшно. Во-первых, это катакомбы за забором. Непонятной постройки старинное кирпичное здание, как тюрьма. И я иду, а там эти прогулочные площадки, огороженный забором сектор. И стоят лавочки, низенькие, как для детей. Там какие-то фигурки, как в детском саду ставят. Оно там все ярко раскрашено, зелень какая-то. И эти люди в больничной одежде, и я мимо одной такой площадки иду, и понимаю, что там событий, в общем-то, мало происходит. И они все стоят, а я иду вдоль стены, и они все на меня смотрят, и такая тишина. И вдруг там кто-то идет. Мне захотелось вжаться в стену, мне было очень страшно. Не знаю, больные это люди или здоровые, но мне так в тюрьме не было страшно, как в этой больнице. Потом я просто пробегала этот участок, потому что страшно. Это всё просто так не сочетается: эти застиранные пижамы, яркие грибочки, лавочки цветные, детского размера всё. Вообще жуть.
После всего этого под совершенно невинным предлогом меня уволили, сказали: «Ксения, ну, пожалуйста, напиши заявление». Я проработала в компании 12ть лет, динозавром таким была. Владелец компании вызвал меня в кабинет, подъехал на «кривой» козе: сейчас тяжелые времена, продаж нет. Я говорю: «Вы хотите сказать, что я продажам мешаю? Моя фигура?» «Ну ты же понимаешь… ну напиши заявление по собственному». Хотя я ни в одном интервью, ни с одним из журналистов. Я всем говорила: «Я не озвучиваю название своей компании». И потом ещё во многих местах отказывали в работе. То есть я прихожу, уже по профессиональным моментам мы общаемся, все здорово, замечательно, а потом говорят: «Теперь служба безопасности вас проверит». Хоп! По службе безопасности я не прохожу.
Однажды у меня было собеседование с начальником службы безопасности, какие-то подкавыристые вопросы я уже понимала, что к чему идет, и начинала глумиться просто. Ну я так тонко глумилась. Он говорит: «Чем вы любите заниматься в свободное время?» Я говорю: «Спать». Он: «Вы что, только спите? Телевизор не смотрите?» Я говорю: «Ну как же, смотрю». Он: «Какие передачи вы смотрите?» Я говорю: «Дом-2» смотрю». Он: «Да ладно!» То есть это все в такой театральный просто момент переходило. Я уже просто понимала, о чем идет речь.
12. Герои
Мать. Я всегда говорю, какой он герой? Никакой он не герой. Вообще не люблю, когда пишут, что он герой, я героиня. Какие мы герои? Мы никакие не герои. Просто… Потому что да, он у меня с достоинством это все прошел. Потому что через столько пройти и выйти из этого с таким достоинством, да, пройти через это все. Я же вижу его поведение, и в отношении меня, что он пытается меня всегда оберегать от каких-то… Чтобы я много чего не знала. Я могу только догадаться о чем-то, о каких-то там… Но никогда ничего не скажет. У него все хорошо. Я такая: «Сына, что у тебя с голосом? Что там случилось? Что это?» Он сразу: «Да нет, мам, просто я не выспался» там или «Я не то…».
Отец. Ну а то, что он там какой-то герой, ну о чём тут говорить. Объясните мне в чём героизм. Героизм в том, что он не сломался вот в этой вот системе. Вот это да. Это то, за что я его уважаю. Потому что я понимаю, что под таким давлением, такой несправедливостью, когда на суде полицейские в защиту одного говорят, другие совсем про другое....есть заказ политический, они его выполняют.
Друг. Смотрите, есть два значка. Есть значок «Свободу героям 6 мая», и есть значок «Свободу узникам 6 мая». У меня есть оба, но я ношу второй. Они не герои. Они нормальные, обычные ребята. И не надо из них делать героев. Я, слава богу, никогда не был в такой ситуации, но мне кажется, что когда Матросов кладется на дуло пулемета грудью и заслоняет … – это он не то, что подумал, что надо спасти своих ребят, пойду-ка я пожертвую жизнью. Это происходит помимо твоей воли, это такой выплеск адреналина. То есть, человек не планирует совершить геройский поступок, потому что он – герой, а вот просто в какой-то ситуации вот какой-то человек вот так себя повел. Здесь такой ситуации не было. Ребята оказались в чудовищных условиях несправедливо, но они… Они не герои, они просто очень хорошие, нормальные – нормальные! – адекватные, порядочные люди. Если в сложившийся ситуации в России нормальность и адекватность считается героизмом, значит они герои. Мне хочется верить, что это не героизм. Мне хочется верить, что это норма. И, дай бог, чтобы таких людей было побольше. Таких – это не в смысле, которые идут на баррикады, а просто вот адекватных, нормальных людей. Героизм – не признать свою вину? Ну если ты невиновен? Героизм – никого не подставить? Нет, это норма, так должно быть. Бабушку перевести через улицу старую или там уступить женщине место в метро – это не хороший поступок, это нормальный поступок, об этом не надо говорить. Они… Они просто ведут себя порядочно. Но, так как большинство людей ведет себя непорядочно, это выглядит как какой-то героизм.
Невеста-2. Ему вообще никогда не нравилась стратегия героизации. Вообще, людям всегда нужно найти героев, чтобы верить, что даже в самых плохих условиях есть те, кто такие классные. Но его как-то это всегда раздражало. Он просто часто письма получает, что, вот, ты такой вообще, будешь президентом. Он такой: «Господи! Что за бред?» На нашем месте мог бы быть каждый. Система сама создает из людей декабристов. Это не они себя так называют. Это система делает всё, чтобы, во-первых, людей, которые выходили на Болотную, считали героями, а они сами, соответственно, становились более внимательными, чувствительными к несправедливости, потому что они увидели, как это все устроено изнутри.
13. Жена
Мы в педагогическом вместе учились. Я его староста. На четвертом курсе начали встречаться. Вот если один бухгалтер, а второй врач. Ну, врач рассказывает про свои какие-то там, наверное, а бухгалтеру противно, неинтересно. А мы вот все время советуемся.
Я в школе биологию веду, и классным руководителем ещё. Он мне очень сильно помогает, потому что я все время говорю: «Мне нужно придумать какой-то проект». А у него такой живой ум, он постоянно что-то придумывает. Но не доделывает до конца. Есть люди, которые придумывают, им нужен какой-то материалист, который это будет воплощать в жизнь. Вот он у меня такой, человек идей. Я говорю: «Давай придумаем какой-нибудь эксперимент». Он говорит: «Давай мышей разведем, будем мышей кормить». Поехали на птичий рынок, купили мышей. У меня эти мыши начали плодиться, вообще какой-то кошмар, вонища. Мышей много, мыши пахнут, запах ужасный. В итоге никакого эксперимента не получилось, но мышей мы потом отпустили всех. Что-то про растения он пытается. Я иногда и не слушаю его, потому что он опять начнет что-то придумывать, иногда что-то такое невообразимое придумает.
Он мне помогает в каких-то проблемных ситуациях, если с ребенком или с родителями какой-то вопрос. Я с ним все время советуюсь. Конечно, он очень тонко всегда, он может найти подходящие слова, он знает какую-то грань. Он общительный, я более прямая, а он может сказать то же самое, но очень мягко и тактично.
Я сейчас целыми днями на работе. Так-то у нас в 14 часов уроки закончились и всё. А я всё время до 19-20 часов…Чтобы домой не приходить…
Он четыре года работал в кадетском корпусе воспитателем и учителем. Это казачий кадетский корпус, он такой образцово-показательный, там все красиво. Но, конечно, там тяжелые дети. Это дети достаточно обеспеченных родителей, семей, но брошенные просто. Их отдают на всю неделю, потом на воскресенье забирают, потом опять отдают. Он там ночевал постоянно.
Предложение мне делал пьяный. На свой день рождения, по-моему. Так давно это было, уже 4 года. Вместе — 8 лет. 4 – встречаемся, 4 – вместе. Я говорю: «Вот мы замерли на этой четверке, сейчас ты год просидишь, будет 5, я все равно буду считать, что это 4». Мы же не живем сейчас вместе. Да, вычитаю этот год, хотя надо, наоборот, наверное, год за два.
Мама у него болеет, сейчас химиотерапию проходит. Не знаю, на фоне или не на фоне. Наверное, на фоне. Когда человек начинает чувствовать стрессовое состояние и это начинает проявляться. Рак у нее обнаружился. Она операцию сделала. Но слава Богу, операбельный был случай. Врачи говорят, что очень хорошо, что это выяснили на ранней стадии. Химию, конечно, нужно. Ей 5 курсов назначили. У нас лето вообще было страшное просто, тяжелое. И поэтому мне было не до того, чтобы разбираться. А потом началась работа. Мы просто через месяц после того, как его задержали, узнали, что... Нет, не буду говорить. (Пауза). Не хочу. (Пауза). В общем я в больницу попала после этого всего. Как-то я не могла прям. И он из-за этого, мама еще очень сильно давила, чтобы он взял другую позицию, сменил позицию. Многие, с кем мы разговаривали, рекомендовали такую позицию. Но не настаивала никогда ни на чем. Я просто понимала, что это сделка с совестью. Я сказала ему: «Я знаю, что я хочу. Я хочу, чтобы мы были вместе как можно скорее, но это твое решение. Ты должен сам, я тебя поддержу в любой ситуации». И всё равно дали ему 3,2 года… Он не успел досмотреть «Игру престолов», его забрали, когда была 4 или 5 серия последнего сезона. И остальные я смотрела сама. (Долго молчит).
14. Будущее
Невеста-2. Критерий будущего – это когда я смогу себе позволить отключить телефон на сутки. Сейчас я не могу себе этого позволить. Мне могут позвонить адвокаты, журналисты и так далее.
Мать. Сейчас он мне говорит: «Мам, я выйду, заработаю много денег, чтобы ты вообще не работала, куплю тебе машину, а потом, спустя некоторое время, куплю тебе дом, который ты желаешь, в лесу на берегу речки».
Друг. В СИЗО мы шутили, что он на прогулка бейсик отрабатывает. Бейсик – это основной шаг в танцах. А тут наши друзья, из танцевального кружка, опоженились. И я передавал им от него поздрвления, и он написал: «скажи им, я выйду и станцую для них танец».
Невеста-2. У меня было недавно такое состояние, когда я утром стояла не выспавшаяся, у зеркала, накручивала плойкой волосы, а потом подумала: «Однажды утром я точно также рано проснусь, буду накручивать плойкой волосы, но в этот день я поеду моего мужа забирать».
15. Мама-2
Мы сейчас с сыном стали общаться лучше, чем раньше. Он очень свободных нравов, и рано начал интересовался продвинутой жизнью, у него все друзья были старше. Из разряда: «Это моя жизнь, и нечего в нее вмешиваться». Фактически там не было ничего противозаконного. Но немножко меня это беспокоило. А что, нормально, если 16 лет человек едет в Питер? В 15 лет он у меня вообще один три дня гулял по Парижу.
Его очень возмущала несправедливость. В 15 лет, когда он заинтересовался политикой, я ему на работе журналы ксерокопировала. Журналы «Профиль», «Деньги», «Власть». Он еще удивлялся, что этим в классе никто не интересуется, и разговаривать ему не с кем.
Друзей у него всегда полно было. Они и есть, только многие отвернулись. Он еще сам удивился: у него был близкий друг, а тут – всё, он сразу… У него папаша в верхах, пальцы веером, поначалу даже обещал что-то сделать. Смешно было, потому что обещать ничего не надо, дело-то политическое. А когда это случилось, он полностью исчез. И хорошо. А зачем он нужен, предатель?
Он у меня все время был домашний мальчишка, и очень переживал о смерти бабушки. Бабушка у нас умерла, когда он уже сидел. А он был очень тесно связан с ней. Когда был суд, сказали ему. Заплакал, конечно. Бабушка чувствовала, что не доживет, всё говорила: «Вот, я внучка не увижу, не увижу».
Бабушка всё это увидела по телевизору, и была в шоке страшном. Она сначала не поняла ситуацию, а потом ей объяснила всё её подружка, тоже 80-летняя, но политически грамотная. Она все думала, что его ни сегодня, завтра выпустят, сейчас возьмут и выпустят, а его все не выпускали и не выпускали, и она все удивлялась, как так может быть, что человека посадили ни за что.
Какой же он преступник? Человек просто на митинге был. Конечно, он сопротивление, оказывал, когда его там крутили. С точки зрения здравомыслящего человека это полностью абсурд. И вообще, он поменялся. Был мальчик-мальчик, а сейчас так судьба поломала, что действительно он какой-то стал совсем другой. Он и так никому больно-то не верил, а сейчас вообще не то, что правительству не верит, он людям…
Да, я тоже изменилась. Теперь с людьми другими общаюсь, телевизор вообще не смотрю, абсолютно. Я считаю, что раньше я была очень даже глуповата. Вела такую жизнь, самую примитивную. Домой, обед, всё прочее, не интересовать общественной жизнью. Сейчас я больше интересуюсь. Стараюсь какую-то пассивную помощь оказать.
И еще момент был интересный на работе, когда пошли все эти петиции в Facebook, по поводу голосования за болотников. Она была настолько безобидная, что просто смешно. И, казалось бы, я в коллективе всех знаю. Я проработала там бог знает сколько лет. И я думала, что все это элементарно – возьми и нажми кнопку. Двое встали в позу вообще такую: «Как ты смела нас даже попросить об этом?». Меня это настолько удивило. Я считаю, что люди действительно зомбированы очень здорово. С ними даже трудно говорить.
Они с девушкой его, не едят ни рыбы, ни мяса, ничего, и очень животных любят. Пацифисты такие – за мир, за дружбу, за любовь.
16. Заговор.
Папа. Мясо он не ест, а макароны они едят. Он же не был вегетарианцем. Стал им в тюрьме. А там нет этой замены. Сейчас он без зубов оттуда выйдет. Не ест ничего. Гречневую кашу ест. А сейчас уже не посылаем ему, сейчас только раз в два месяца приезжаешь на свидание, привозишь орехи. Сыр есть и орехи – это единственное.
Бабушка. Ничего мясного, одну отраву. Хоть бы рыбу ел! – «Нет». Я ему говорю: «Вот придешь, я тебе чебуреков сделаю» – «Бабушка, забудь!». «Даже, – говорит, – не вздумай».
Мама-2. Когда он уже сел в тюрьму, он даже хотел голодовку объявлять. Сначала он не ел это все, придерживался всех своих, а потом стал. Там невозможно не есть рыбу, потому что иначе силы теряешь. И он стал есть рыбу и сыр. Раньше он не ел. Мясо он не ест до сих пор. Просто это животные, нельзя. И он очень любит животных, животный мир, и он помешан на животном мире. Всех собак, кошек мы любим.
Невеста-1. Один вегетарианец, второй, третий… Может быть, сажали всех вегетарианцев? Заговор. Надо исследование провести, что вегетарианцы – это склонность к преступности.
17. Друг
Ой, мы познакомились на танцах. Мы оба танцуем джаз двадцатых годов. Ну, и так получилось, что с ним я общался больше, чем со всеми остальными. Ну, как будто родство душ, да, почувствовалось. Я самый старший, наверное, был. А он был , наверное, один из самых младших. Ну, и хоть один из самых младших, он такой огромный, что, в общем, это, придает какой-то значительности… Просто он очень... Ну, он хороший просто. Он очень умный, с ним интересно. Он же арабист, он знает арабский язык, он много читает… И мы продружить-то успели, в общем-то, довольно недолго, потому что его посадили, и дальше наше общение уже в письмах протекает.
Мы с ним познакомились в июне 2011 года. А 8 июня 2012 его забрали. У него не так много было здесь друзей. Он довольно замкнутый человек. Я не знаю, как бы складывались наши отношения, если б он не сел. Ну, наверное, мы бы дружили. Но сейчас я чувствую… Какую-то, наверное, да, ответственность. Ну, потому что мы много вот за эти два с половиной года… Постоянная связь.
Он, он повзрослел очень за это время. Мне стало с ним еще интереснее. Они все повзрослели там, явно, все. Ну потому что, действительно, когда человек оказывается в экстремальной ситуации… Кто бы мог подумать, что этот самый добрый человек в мире, вообще, что он будет два года сидеть... Это вот такой сгусток какой-то невероятной доброты. Ну как это возможно? Когда нам сказали, что вот… его сажают. Ну, господи, ну понятно, ну разберутся, потому что… потому что не за что, да еще и человека, который, там, муху обидеть не может. Какая-то глупость. Это, действительно самый добрый человек в мире. Ну, как все большие люди, он не может быть злым, зачем? Это такой вот прям… доброта.
Я ушел, когда началось вот это вот все мясо, в котором я не собирался принимать участие, и не принимал. Ну, потому что я не революционер, к сожалению. А я, когда вот, когда на меня побежал строй ОМОНа, я как-то нырнул в кусты… Там вот около набережной – там кусты. Я стоял разговаривал со знакомым, потом он сказал: «Ну-ка, побежали». Я говорю: «В чем проблема?» Обернулся и увидел, что на нас летит ОМОН с палками. И мы куда как-то побежали, проскользнули через мост, выбежали. Я не видел самый ужас, когда с этими с заграждениями, с туалетами. Ну, я видел, как ОМОН, там, «убивал» людей.
Нет, революционного запала я не чувствовал, я… Революция – это кровь. Не хочется крови никогда. И при всем моем уважении к тому же Майдану, я не поддерживаю их требования. Но когда это происходит мирно – это дико круто, когда у людей есть силы высказать свое мнение. Вот. У нас этих сил нет. Вот и все. И каждый митинг, он подтверждал это все сильнее и сильнее. Ну и все. Мы знаем, чем все закончилось. На пикет в защиту узников Болотной приходит уже 25 человек.
Его нет даже на фотографиях. Он есть только на видео, которое было предъявлено в суде и считается доказательством его вины. Это то, как он стоит около автобуса уже арестованный, и его обыскивают. Другого видео нет. При чем ещё доказывает его невиновность то, что его арестовали за час до того момента, как он кинул камень…
А эта знаменитая фотография одной девочки… Хрупкая девушка, красивая, с прекрасной фигурой, в короткой юбке. Пришла на митинг. И огромный ОМОНовец – ну вы видели эту фотографию, как он её вот… сжимает ей шею, значит, она несет… И это тоже было предъявлено как доказательство ее вины. И потому что она там, 8 раз кинула и по… Вообще всех ОМОНовцев убила. А вы видели ее? Чудная, прекрасная девушка, которая убила всех ОМОНовцев, как оказалось.
18. Папа и мама
Папа. Мы полгода воевали, чтобы он не ходил на эти митинги. Про 6 мая он нам вообще ничего не говорил.
Мама. Мы узнали об этом в день ареста.
Папа. Поймите, я не против этой оппозиции, просто я ему говорил: «Сын, видно нарастание этих всех протестных движений, оно идет. Путин – такой товарищ, он не будет терпеть это все. Рано или поздно сделают какую-то провокацию, и людей начнут сажать. Почитай «Дети Арбата», там очень хорошо написано». Там тоже люди ничего не делали, но их сажали. Тем более, зная его характер, что он не может пройти мимо какой-то не справедливости, я переживал. Так и получилось. Избивают этого парня, он его знать не знает даже, но взял его за пояс, пытался вытащить. И следователь когда показывает мне видео, и я вижу этот эпизод, еще в Интернете его даже не было, где его выхватывает, и этого парня стоят, четыре омоновца бьют, и говорит: «Он мешал задерживать». Я ему говорю: «А где здесь вы видите задержание? Я понимаю задержание, когда человека взяли под руки, вот на видео есть, где людей ведут в автозак. В этом эпизоде если бы он накинулся – я понимаю. А где здесь задержание? Здесь человека просто нагнули, извините, раком, и бьют по спине дубинками» – «Вы не знаете, что этот человек сделал» – «Да мне без разницы, что он сделал. Вы его отведите в суд и судите его там. У нас что, в законе написано, что если задержал, то нужно сразу дубинками по спине дубасить?». А это же почки, и представляете, какая там боль.
Всё это время фоном по телевизору крутится один и тот же репортаж «Дождя» про сына.
Папа. Да это старая запись. Не маргинальная личность говорят.
(Смотрят репортаж.)
Папа. Без шнурков он потому что в тюрьме нельзя со шнурками. Ремни, шнурки – не разрешается.
Мама. До посадки мы вообще не знали, что такое «Дождь», что такое «твиттер». В первый день суда журналист подходит: «А вы «Твиттер» читаете?». Мы два барана на ее смотрим: «Что?» – «Ну, как, «Твиттер» – мы такие: «Девушка, найдите нам «Твиттер» в телефоне».
Папа. Это Дмитриченко. Видишь, написано? Это с ним сидит вместе в Бутырке, и сейчас сидит в Рязани. Это с большго театра, балерун который. Они очень там сдружились, когда здесь сидели. День рождения у него было, он звонит: «Паша салатик замутил – вот отмечаем». Я говорю: «А чего? Пусть он тебе станцует». Он говорит: «Паш, давай, станцуй мне» – «Да где я тут станцую? Я ногу вытянуть не могу, камера маленькая».
Мама. Самое интересное, когда у нас очередное продление суда было, когда только сменили следователя, и сам следователь, когда нам все обвинения предъявил, подошел и говорит: «Вы извините, это не отсюда, это не от сердца».
Папа. И мы с адвокатом стоим втроем, жена я и адвокат, и он подходит, говорит: «То, что я там читал – это не отсюда идет. Извините меня». (Показывает на сердце) Адвокат сказала: «А это не имеет значения, вы оттуда или не оттуда читали».
Татьяна. Мы ему сказали в ответ: «Изменений от этого никаких».
19. Болото
Невеста-2. Они в общем болоте сидят, в Болотном деле.
Друг. Выборка была случайная, страшная, потому что действительно это мог быть кто угодно. Но получилось, что выбрали очень хороших людей, правда.
Невеста-2. Тюрьма – это вообще испытание на человечность очень большое, и эти ребята действительно сумели себя проявить так, что за них не стыдно. И я знаю, что они там помогают друг другу. Это базовое чувство кропоткинской взаимопомощи... «Взаимопомощь как фактор эволюции», у него есть труд, где он рассматривал про феномен взаимопомощи у животных, и о том, как это благоприятно повлияло на эволюцию. Я очень радуюсь, когда вижу, что в таких тяжелых условиях ребята себя проявляют вот так. И это у них общее, они не стали хуже, а стали лучше.
Мама-2. Они, во-первых, интересуются жизнью. Есть же у нас совершенно пофигисты у нас, молодежь. Главное – сходить куда-нибудь потусоваться весело, а этим людям действительно небезразлична судьба страны, они хотят изменить что-то к лучшему. Что их связывает? То, что они все небезразличны, и даже не только в личной жизни, но и в общественной.
Друг. Ну, это умные, воспитанные, интеллигентные люди, которые читают книжки, и они… ну, это не гопники. И это не радикалы.
Мать. Один за всех и все за одного. Мне кажется, они будут встречаться дальше, будут, как родные люди. Мне кажется то, через что они прошли, уже никогда не сможет их поссорить. Как бы взгляды друг с другом не разнились, всё равно они будут уважать мнение друг друга. Для них очень большая школа, конечно.
Отец. Так вот представить, в принципе получился срез общества, да. От высоких интеллектуалов там, от убеждённых борцов до людей, которые не то чтоб аполитичны, ну какую-то линию железную не удерживали. Ну то есть вот это богатство характеров, людей, лиц. Вот это вот не то что движение, а явление, всё-таки это явление, оно и представляет собой Россию…
20. Письмо
Мать. Вот письмо одно, я вам прочту сейчас. Это он написал на Новый год бабушке с дедушкой: «Здравствуйте, мои любимые старички! Большое спасибо за поздравления. Я очень надеюсь и также верю в лучшее. Верю, что следующий год будет…». Смотрите, как мелко пишет. Да, на русском языке. Я думала, что он не сможет писать на русском языке, но как-то быстро очень он освоил это все. Есть ошибки, конечно, но… «Я очень надеюсь и также верю в лучшее, верю, что следующий год будет более благоприятный. Я вас питал обещаниями, в которые сам особо не верил и писал вам подобные письма исключительно, чтобы поддержать вас и внушить надежду, хотя знал, что вам и так все было понятно, учитывая политические интересы власти. Я долго винил себя в том, что лишил вас спокойного сна и заставил переживать вас: бабушек, деда, маму и, конечно же, отца. Вы слишком сильно меня любили, любите и поэтому у меня болит душа, когда я думаю о ваших страданиях. Бабуль, ты, наверно, думаешь, что по-другому и быть не может, что в семье всегда должны быть именно такие теплые отношения, но, к сожалению, это не всегда так. Я сейчас осознал это в сравнении. Здесь я встретил многих молодых парней, незаслуженно забытых своими близкими родственниками. Почти каждый день я получаю письма, много писем, в том числе и от вас, от родственников, и мне завидуют ребята, которые видят, как я радуюсь вашим письмам. Один сказал мне, что я счастливейший человек и за это мне нужно всегда благодарить Бога. Я это знаю и благодарю его, правда, не так часто, как следовало бы. Учитывая это, я боялся, что вы будете не готовы, и, может быть, не поймете меня, поэтому о деле я никогда не писал вам. Но в последнее время мне стало легче в этом отношении, я почувствовал какую-то свободу, словно вы сказали мне: «Сынок, дерзай, мы с тобой. Ты все правильно делаешь». Почему-то я уверен, что вы именно это мне хотите сказать, ведь я ни капли не жалею, что вышел в тот день на площадь. Для полного счастья (в смысле, уверенности), мне была необходима ваша поддержка. Поддержка не как человека, попавшего в беду, как человека, вышедшего на площадь. Это очень важно для меня». Сейчас, это одно письмо, и там… «К сожалению, по амнистии нас не могут амнистировать, даже одну статью, но несмотря на это у нас еще остаются основания для надежд. Я поздравляю вас с Новым годом. Я желаю вам…» Мелко, вообще. Я увеличила, но все равно… «Я желаю вам еще чуть-чуть терпения и много здоровья. Мне жаль, что я не могу быть рядом с вами за столом 1 января, но я не чувствую себя обиженным, находясь здесь. Очень интересный опыт. Знайте, что я вас очень люблю и всегда рядом с вами, в ваших сердцах, особенно в Новый год». Пишет точки, типа улыбается. «Последняя фраза звучит так, словно я насовсем прощаюсь с вами. Это не так. До нашей встречи осталось совсем немного. И это не очередное ложное обещание. Крепко обнимаю, целую вас, ваш Д. Пусть папа не переживает, я еще повоюю», что ли, непонятно последнее слово. Но вот такое вот письмо, это вот он бабушке написал.
21. Эпилог
Невеста-1. Слушай, а какие у моего слова новые появились?
Сокурсник. Обычные тюремные.
Невеста-1. Я просто ничего кроме «хаты» не вспомнила. «Хата», «дорога». «Дорога» – связь межкамерная.
Сокурсник. «Беда» – это «статья». «С какой беды пришел?».
Невеста-1. Ещё вспомнила – «зеленая дорога». Это «счастливого пути» значит. Когда уезжают на суд, желают «зеленой дороги».
Сокурсник. А помнишь, был лозунг «Полиция с народом»?
Невеста-1. Да. Ты чего вдруг вспомнил?
Сокурсник. Не служим уродам. (Пауза).
Невеста-1. Да. Менты вежливые, и мы все блаженные такие… к ним так тепло тоже относились. Шли, не радовались всему… А сейчас, видишь, как растет курс доллара и евро, глазам больно. И какая тут активность в плане протеста против всего этого?
Сокурсник. Смотря что ожидалось от протеста. Может, это было одно из колебаний, которое не может этот мост разрушить, но оно необходимо для того, чтобы пошло следующее. Просто все эти вещи взаимосвязаны, и рассуждать на тему, сдулся протест или нет – это только на кухне. Просто что-то изменилось.
Невеста-1. И мы изменились.
Сокурсник. Я помню, что я был космополитом.
Невеста-1. Наше отечество – все человечество.
Сокурсник. Хотел эмигрировать. А сейчас даже не знаю… Ты тут родился, и если ты считаешь, что нужно что-то делать, то надо начинать с этого места. Вот в благополучных странах Европы местные анархисты уже не знают, чего хотеть. А в Греции такой митинг вообще бы не заметили. У них сложилась традиция, что коктейль Молотова – это нормальный атрибут протестный. Это не попытка поджечь или убить кого-то. Это коктейль Молотова, господи.
Невеста-1. Конечно, не заметили бы… после того, что там было…
Сокурсник. Государство живёт как организм, и есть интересы организма, и есть интересы конкретных людей. Они всегда противоречат. Когда люди начинают защищать свои интересы, организм начинает на это реагировать, реагировать теми способами, которыми он умеет. В каком-то другом государстве вообще могли расстрелять. У нас 9 января – поход к царю, 1905 год. Взяли и расстреляли. Может быть, лет через 40 кого-то побрызгают перцовым баллоном, растащат. И это не реакция правоохранителей, которые охраняют права граждан, это реакция государства, которое боится.
Невеста-1. Это не психология, это механизм. Ты наделяешь его интеллектом, которого у него нет. Система – это не отдельный вид, это средство.
Сокурсник. Нет, оно очень похоже на какие-то простейшие микроорганизмы. Опасность – оно от этого отодвигается, вкусно – оно туда движется. Люди могут объединиться по одному поводу, и задача уже выполнена, а организация не распадается, потому что у нее, как у организма, есть потребность в самосохранении. А когда это государство, то это огромное, страшное существо. Это не обходит стороной ни оппозицию, ни анархистов. Появляется организация анархистов, и все. На самом деле, те же панки, которые в школе убегали с уроков пить пиво – банальный абсолютно протест, казалось бы. И человек может не понимать, что он из одного конформистского поведения уходит в другое. Поэтому довольно часто политические активисты могут не знать, из-за чего они собрались, повестку митинга, чего они хотят. У них, может, нет своего варианта, но у них есть желание получить что-то другое, изменить что-то. Это некое несогласие с нынешним положением вещей. Я не могу сказать, что это хорошо, но это реальность. Тут банальная фраза, что кто в 20 лет не был революционером… Черт его знает, что будет, когда нам будет по 40-60.
Невеста-1. Не доживем.
Сокурсник. Может, человек и устает от постоянного состояния бунта. Это очень тяжело поддерживать в себе этот бунт, если ты его никак не реализуешь, то ты начинаешь искать компромисс. Кто бунтует до конца, тот долго не живет. Значит те, кто постарше – это люди, которые нашли место в системе.
Невеста-1. Чем старше человек, тем он больше обрастает какими-то обязанностями. Появляются дети.
Сокурсник. Старые, больные родители.
Невеста-1. Тебе хочется что-то изменить, бороться до конца, но ты понимаешь, что есть вещи, и, которые кроме тебя некому сделать, некому. Человек оказывается в такой жопе, что приходится балансировать.
Сокурсник. Я, надеюсь, что к тому моменту, когда мне придется выбирать, это уже будет другой человек – я в будущем, – и я себя подготовлю, прочитаю умную книжку, а потом я, зная эту умную книжку, приму решение.
Невеста-1. Болотное дело пока не закрыто, оно продлено. Ещё могут закрывать людей… Представляешь, он выходит в это во всё... Ушел летом, выйдет зимой. Слушай, даже элементарно проезд в метро изменился, какие-то карточки, тройка появилась, он же ж не видел эту чудо-тройку... Всё изменилось, а дело ещё открыто…
Сокурсник. И арестовать ещё можно, и пусть все боятся…
Невеста-1. Пусть...